Надо же, девчонка-то чувствительная!
Я схватила ее за руку и без лишних слов утянула в поросль кустарника. Кустарник колючками раздирал одежду, царапал кожу, но именно на этих колючках я и раскинула один из амулетов, заставляющих всех, кто слабее меня по рангу, не заметить в этом кустарнике ничего, и проехать дальше. Конечно, если кто-то сильнее меня, он не обманется, но…
Но я не последняя в ранге. Я вполне себе сильна!
Ждать пришлось недолго. Четыре всадника появились на дороге. Облаченные в белые одежды (рыцари добра, чтоб вас!), они медленно передвигались по Малой Дороге, выглядывая, без сомнений, наш след. Я прижала Эрмину к себе сильнее, почувствовала стук маленького сердца. Быстрый-быстрый…
Боится, но держит себя в руках. Доверяет. Ох, девочка, ну что же ты!
Взглянув внимательнее на всадников, я чуть сама же не нарушила свою маскировку, узнав одного из них…
Есть имена, которые ты знаешь, даже находясь по другую сторону войны. Есть имена, что внушают ужас и ненависть.
Абрахама я знала. Не знаю, знал ли он обо мне, но к нему у меня был личный счет. За Влада, за моего ближайшего друга, убитого этим лицемерным, отвратительным человеком. Говорили, что Абрахам – маг, который практикует черные мессы наравне с нами, что он продал душу дьяволу и теперь усиленно делает вид, что служит Господу.
Что из этого правда и есть ли она вообще, не знаю. Мне и неважно. Мне важно то, что этот человек лишил меня другой жизни!
Они ехали целую вечность, клясться могу, что этот Абрахам, хоть и прикидывался дремавшим в седле, раз или два взглянул на кустарник и один раз даже повернул голову, даром, что под полами его широкой шляпы и нельзя было разглядеть, куда он смотрит, но мне показалось, что он смотрит прямо на меня.
И только применив некоторую магическую хитрость к своим глазам, я увидела, что он смотрит чуть левее моего плеча.
Значит, почувствовал след, но не может определить, насколько свеж. Всадники проехали, я слышала, как чуть подальше они ускорили свое движение, видимо, решив, что след старый и мы впереди.
Хвала небесам! Я отпустила Эрмину. Она мужественно закусила губу, глядя на опустелую дорогу. Без сомнений, она еще не понимала до конца, кого видела и зачем были эти всадники, но уже чувствовала к ним отвращение и ненависть.
Что ж…в Ордене ей быстро растолкуют до конца все, как надо.
***
-Это были они, да? Церковники? – Эрмина спросила не сразу, но я знала, что она спросит.
-Да. Они кружат здесь рядом. Решили, что мы ушли вперед, но, побродив вдали, вернутся сюда опять. Постепенно будут сужать круг…
Я осеклась, сообразив, что говорю с ребенком, а не с соратником. Хмыкнула и подвинула к Эрмине поближе чашку с похлебкой. Магия на то и магия, что с голоду не пропадешь. Таверны нам не видать, это ясно. Церковники и здесь, и, вернее всего, на Тракте, будем идти лесами.
-Скорее бы научиться в Ордене всему! – вдруг выдохнула Эрмина и у меня даже ложка замерла в руках.
Я ощутила странно и резко, как ноет под левой лопаткой шрам…уже побелевший, конечно, но все еще отзывающийся на возмущение всех магических стихий; как дернулось пробитое когда-то магическим луком колено…
Эрмина взглянула на меня с испугом:
-Что?
-ничего.
-Ты изменилась в лице, - не отступала вдруг Эрмина, - когда я заговорила про обучение. Что там? Там страшно? Больно?
Больно – это только слово. Встретившись же с обучением, ты понимаешь, что это даже милое слово, которое не передает весь спектр эмоций и чувств, что прорывают твое сознание и выворачивают.
Они называют это обучением. Обучение, которое проходят лишь двое или трое из десяти. Остальные умирают в страшных муках. Финальное достижение, как последнее «пройдено» - убийство своего наставника и получение клейма в виде шрама под левой лопаткой.
Чтобы Церковники знали, кто ты, если ты захочешь сменить сторону. Мы на войне и мы жестоки, но жестокость Церковников стала истоком нашей жестокости, а те в ответ разъярились еще больше, и породило все наше магическое сообщество пропитанный ненавистью, болью и смертью, круг, из которого нет выхода.
Я давно думала об этом, но боялась сказать даже самой себе, в мыслях, боясь, что буду прочтена.
О том же говорил мне и Влад, когда я спрашивала, почему он не участвует в борьбе с го-то способностями, но я его тогда не поняла, а потом, после его уже ухода, осознала.
И я бы носила это в себе дальше, если бы не внезапная фраза Эрмины. Она – невинный ребенок, растерянный из-за своей непохожести и вдруг обретший свое новое предназначение, но не знающий, что там за предназначение впереди.