Не смотря на то, что Смуга оказалась самой полезной, за всю историю Даромира, советницей, обедневший Гостомол, как и многие заводчики боевых животных, затаил на нее обиду. С цирком у него не заладилось сразу, поэтому он создал маленький передвижной театр, где всячески высмеивал деятельность новой советницы. Его очень долго терпели, но последнее выступление оказалось настолько дерзким, что Гостомола приковали к позорному столбу, а актеров попросили покинуть город.
— Дай мне, пожалуйста, честный ответ — настаивал Чибаш.
— Да, заберу — глядя в глаза, ответил Ером. — От вашей лошади зависит наша жизнь.
Чибаш задумчиво почесал подбородок.
— Не нужны мне твои деньги, бери лошадь, но… — он сделал паузу.
— Но? — вопросительно повторил Ером
— Оставь нам своего мальца.
— Ты о Гаденыше? — опешил Ером. — Об этом хитром шерстяном мешке?
— Я не хитрый! — Обиделся Гаденыш.
Ером сурово посмотрел на лохматого.
— Да — спокойно ответил Чибаш. — Думаю, он сможет нас прославить.
— Ладно, но предупреждаю, еще вчера этот малец жил со старым обезумившим людоедом. Кто знает, что у него голове творится.
— Ты об этом ничего не рассказывал — немного напрягся Чибаш. В его голосе чувствовался восторг и страх.
— Теперь рассказываю. Если что-то пойдет не так, просто отдайте его работорговцам — холоднокровно произнес Ером. — Уверен, вам за него хорошо заплатят.
— Я не баран — неожиданно воспротивился Гаденыш.
Ером и Чибаш непонимающе глянули на лохматого.
— Нельзя меня к бараноторговцам!
Наступила неловкая пауза. Напряжение сменилось истерическим хохотом. Гаденыщ не понимал, почему так смеются взрослые, но их смех оказался настолько заразительным, что он засмеялся тоже.
— Договорились — еле сдерживаясь, ответил Чибаш. — Но к бараноторговцам я его не отправлю.
Волна хохота разразилась с новой силой.
— И еще — срываясь на смех, сказал Ером. — За соседней мельницей я видел старую телегу с сеном. Ее я тоже возьму.
От такой наглости Чибаш захохотал еще громче, его скрутило, как ушибленную змею. Он взялся за живот и присел на корточки. Из прищуренных карих глаз потекли слезы.
— Ты издеваешься? — гоготал он. — Это же телега нашего смотрителя.
— Я знаю.
Солнце становилось тяжелым и быстро близилось к горизонту. На розовеющем закате, то возвышались, то проседали и уходили вдаль лавандовые холмы. По высокому пологому склону, медленно, будто плывя, спускался силуэт лошади. За ней следовало темное бесформенное пятно, в котором пятеро серых всадников, едва разглядели очертания кривой груженой телеги. Они откинули, неудобные для маневров, красные капюшоны и, не теряя времени, бросились наперерез.
Неторопливая гнедая лошадь, сбивая пыльцу с лаванд, лениво волокла старую повозку с сеном. Потревоженные кобылой кузнечики, редкими брызгами разлетались в стороны.
Сидя в трясущейся телеге, Ярогор умудрился вытащить пару ржавых ребристых клиньев и смастерил из них короткие убойные стрелы. Благо в арбалете находилась еще одна, иначе телега лишилась бы очередного гвоздя. Грубые и неуклюжие с виду стрелы легко поместились в трехзарядный арбалет и готовы были нести урон.
Ером сидел рядом. Он управлял лошадью и с трудом слушал песню своего спутника.
— Ярогор, сделай так, чтоб тебя не было видно и слышно.
— А ты дашь мне отвар?
— Нет! У тебя от врун-зелья мозги размякли. Накройся сеном и сиди
— Под сеном жарко и нечем дышать — оправдывался Ярогор, натягивая тетиву для новых стрел.
Ером остановил лошадь и злобно обратился к Ярогору.
— Значит так. Я говорю, ты делаешь. Что-то не устраивает, валишь на все четыре стороны. Все ясно?
— Ясно — протяжно ответил Ярогор и неохотно зарылся в сене.
Ером дернул поводья, и лошадь двинулась дальше.
Спустя непродолжительное время, прохладный ветер донес обрывистые крики. Обычно подобным кличем, степняки подгоняют своих коней. С каждой секундой крик становился отчетливее и громче. На вершине холма показались знакомые Ерому всадники.
— Настырные у тебя друзья — в полголоса удивился он.
— Этих я не выбирал — так же тихо ответил Ярогор
— Верю. Чтобы ни было, сиди тихо и не шевелись — почти шепотом наказал Ером.