За три часа до рассвета Фэдмар разбудил сына и велел выходить. Отфрид побрызгал в лицо холодной водой, наскоро растер влагу по щекам грязным полотенцем (чистых полотенец в Игморе уже давно не бывало) и, застегивая на ходу проклепанную куртку бычьей кожи, спустился во двор, где уже гремели доспехами солдаты. Несколько факелов освещали двор. Конюхи, угрюмые и заспанные, вывели лошадей, баронет проверил подпругу и взобрался в седло. Завизжали барабаны механизма, загремели цепи, Фэдмар выругался — мост медленно пошел вниз, со стуком опустился на раздолбанные бревна, вбитые на внешней стороне рва для укрепления осыпающегося берега. Мальчишка-конюх с факелом побежал по мосту, топоча босыми пятками… и наконец кавалеристы потянулись гуськом наружу.
Отфрид ехал за отцом и зевал. Мыслей не было, даже любопытства баронет не ощущал. Он еще не вполне проснулся.
Латник, чей конь сошел с моста последним, принял у конюха факел, мальчишка опрометью побежал обратно. С лязгом и скрежетом заработали лебедки, поднимая мост. Оглядываться никто не стал — плохая примета. Фэдмар отдал приказ — и полтора десятка всадников поскакали в ночь. В руках первого горел факел, рыжие клочья уносились назад и умирали во тьме. Звенели кольчуги, гулко топали копыта. Позади трепетал огонь в руках замыкающего. Проскакали по дороге, минуя земли Игморов, потом свернули на тропу, чтоб обогнуть чужой замок по широкой дуге. Колонна въехала в лес, там Фэдмар придержал коня, сбавляя ход.
На опушке барон свистнул, пуская жеребца галопом. Уже начало светать, из низин поднимался туман, и в сером предутреннем свете хутор — цель вылазки — казался нарисованным углем на холстине.
На свист отозвались хриплым лаем псы, солдаты Игмора рассыпались цепью и понеслись следом за сеньором к строениям. Отфрид отстал, его лошадка была не такой быстрой, поэтому баронет достиг окруженного изгородью подворья позже других. Он видел, как отец заставил коня совершить гигантский прыжок и перемахнул невысокий забор, латники, придерживая коней, поскакали вокруг, вскоре ворота распахнулись, и солдаты, гремя оружием, устремились внутрь, на подворье. Отставший Отфрид заметил, как бородатый мужчина с мечом в руке перемахнул плетень и помчался к зарослям. Двое солдат пустили было коней следом за белой рубахой, хорошо различимой в сумерках, но Игмор остановил их окриком. Баронет уже знал, что убивать владельца хутора не планируется, отец собирался переманить его к себе на службу. Отфрид не спеша въехал во двор. Там хозяйничали солдаты — выгоняли из хлева орущую скотину, трое, спешившись, бросились в дом. Быстро вернулись, один тащил за волосы женщин, молодую и старую, другой волок мальчишку лет семи.
— Отпусти! — бросил барон.
Солдаты послушно отступили от пленников. Старухе Фэдмар объявил:
— Скажешь сыну, что жену и дитя сможет получить в целости и сохранности после того, как принесет мне присягу. Лучше служить Игмору, чем трусливым Лоренетам.
Старуха плюнула под копыта Фэдмарова коня, барон расхохотался.
— Собирайте барахло! — велел он латникам. — Уходим.
Солдаты согнали овец; загрузили в телегу, что попалось более ценного, усадили туда же хнычущую женщину с мальцом и покинули ограбленное подворье. Старуха, мать хозяина, стоя в воротах, бранила проезжающих мимо латников. Отфрид, слыша проклятия, втянул голову в плечи.
Обратно двигались медленно, отягощенные добычей. Отфрид как младший ехал позади и подгонял блеющих овец. Сбежавший парень наверняка успел добраться до замка сеньора и попросить о помощи, так что спешить не имело смысла, осторожность теперь была предпочтительнее, чем неосмотрительная суета. И в самом деле, когда кавалькада, миновав лес, выехала на дорогу, со стороны замка Лоренетов показались всадники. Солнце поднялось достаточно высоко, на стальных шлемах и наплечниках играли блики. Фэдмар велел троим солдатам и баронету продолжать движение, а сам с остальными развернулся против преследователей. Игморские кавалеристы выстроились поперек дороги. Чужаки придержали коней. Отряды простояли друг против друга несколько минут, затем сеньор Лоренета дал своим знак отступить.
После этой вылазки барон стал усаживать Отфрида по правую руку от себя за столом. Больше пьяному баронету не мерещилось движение на римской мозаике, потому что теперь он сидел в верхнем конце стола спиной к картине.
* * *