В считанные месяцы кардинально меняется настроение молодежи, мода, музыка – резко, как еще никогда в истории человечества. Это неспокойное время – брожение умов, волны протеста против существующих устоев общества. Оказавшись в эпицентре событий, Софи вдруг понимает, что ее жизнь наполнилась смыслом, ей кажется, что она встала на путь, в конце которого брезжит достижимая цель. На общественных началах, как и многие другие молодые специалисты с высшим образованием, она преподает вечерами в кружке политического просвещения. На эти занятия может прийти любой неравнодушный. Лекции плавно перетекают в дискуссии, пламенные, возбуждающие дебаты, которые в, свою очередь переходят в праздники свободы, безудержного буйства и гедонистической любви. Политический кружок в Вуппертале по сравнению с берлинским кажется Софи невероятным убожеством, жалкой, выцветшей карикатурой. А в благословенной столице жизнь бьет ключом, здесь самая богатая палитра красок, тут свернулась пружиной огромная сила, и тебя пошатывает от воздуха свободы. По крайней мере, достаточно часто.
Середина февраля. Жуткий холод держит город в узде. Лето будет просто великолепным, но этого еще никто не знает. В плохо отапливаемом бараке у Коттбуссер-Тор Софи ведет политзанятие, и среди двух дюжин ее слушателей находится некто по имени Генри. Его не столько интересует политика, сколько привлекательная руководительница кружка – это он понимает еще до того, как Софи произносит первое слово.
Рядом с зелеными девчонками, что внезапно заинтересовались политикой, Софи ощущает, что молодость уходит. Генри всего двадцать семь, его просто распирает от похоти, а Софи и рада соблазниться. Он носит кожу, изображая жесткого типа с мягким сердцем. Уже одна его манера знакомиться – брать даму на абордаж привлекает Софи, и она быстро чувствует к нему тягу. Может, именно из-за своей вечно заниженной самооценки Софи считает очень привлекательным этого мускулистого, довольно невежественного, но очень честного субъекта, который с порога прямо заявляет ей: «Я хочу тебя!»
В начале марта Генри сделал себе татуировки. Оказавшись в спальне Софи, он демонстрирует ей изображения: Маркс на левом плече, Энгельс – на правом. По большому счету Софии от этого не в восторге, однако почему бы и нет? Ее эстетическое чувство напрямую подчиняется идеологическим взглядам.
Затем Генри переходит от слов к делу и дерет ее до тех пор, пока Софи не осознает, что до сих пор ее никогда еще не трахали по-настоящему, а так, потихоньку, шутя, профилактически. Генри набрасывается на нее, как ураган на беззащитную долину. Никакого сравнения ни с Рольфом, ни с теми тремя короткими романчиками, что были после него. Софи переживает экстаз многократного оргазма, но там, где заканчивается постель, как раз и начинаются проблемы. Генри не приучен пользоваться зубной щеткой, он хлещет самое дешевое и гадкое пиво, громко рыгает и знает о Бетховене лишь потому, что слышал шансонетку, где упоминалось его имя.
Этот самец склонен к насилию, и его агрессия: поначалу выплескивается лишь на демонстрациях. Он с остервенением ищет конфликтов, и первый булыжник, который летит из разъяренной толпы, обязательно швыряет Генри. Он уговаривает Софи тоже бросаться камнями, дескать, это поможет преодолеть ее мелкобуржуазные комплексы. «Мелкобуржуазный», «закомплексованный»… Эти слова звучат для Софи как самые страшные ругательства. В конце концов она поддается уговорам и кидает свой первый камень, что становится для нее в тот же ряд, что и первая затяжка марихуаной.