Ангел смотрел на нее так, словно близкие вдруг выбежали и стали бить его камнями, и не смел возразить. Она видела муку в его глазах, но и эта мука тонула в его новой натуре, в новообретенной жесткости, холоде и безразличии. Он становился таким, как большинство местных. Имена из прошлого и образы еще способны были ранить его, но скоро и эта уязвимость покинет его - Лили знала. Пути обратно не было, и не из-за безысходности сделки, а из-за того, кем он был по своей сути. Лили отвернулась прочь от него, чтобы не видеть ответа, который резал ей сердце. И ради этого существа она провела дни в стойлах фарлаков и на кухне у дрегов, в услужении у всех темных тварей, какие тут только водились. Она не спасла никого из тех, кого пыталась: ни его, ни девушку, и загубила жизнь Танатаэля, единственного незапятнанного ангела.
- Если я попрошу тебя о чем-то, первый и последний раз, - произнесла Лили, - ты исполнишь мою просьбу?
Он молча кивнул.
- Выведи меня из дома, - взгляды их встретились, острые, как на поединке. - Ведь ты можешь, если не как ангел, то как его подданный?
- Довольно, - остановил ее Рамуэль, - я выведу тебя. Ты понимаешь, что с тобой будет, если тебя поймают? - добавил он. - Я не смогу тебе ничем помочь.
Лили кивнула в ответ.
- Я понимаю.
Ей горько было признавать свое поражение, но больше она не видела смысла оставаться.
Глава 33
Камера напоминала Уцуру тюрьму, в которой держали заключенных во времена правления его отца. Пару раз, будучи еще ребенком, он забредал в подвалы, и видел страшные сырые помещения, изобилующие крысами, а однажды, когда увидел безумные глаза, взирающие на него из-за решетки, перепугался до чертиков и больше туда не совался.
Если бы он очень напрягся, то, наверное, смог бы раздвинуть прутья, но от этого не было никакого толку: окно было небольшим и смотрело на адскую долину с приличной высоты. Уцур мерил шагами камеру, не в силах остановиться, давая своему гневу выход в бесконечном наматывании кругов вдоль стен. Он сердился на Софию, досадовал на себя, и, в конце концов, начал сомневаться, потому что слова Лили, словно из тумана, стали доходить до его сознания. Она говорила ему, что София ни при чем, и ангел тоже, что она пыталась спасти ее от участи остальных. Перед его глазами до сих пор стоял ее испуганный взгляд, черные расширенные зрачки, бледное измученное лицо. Он смог бы отогреть ее, он еще помнил, как она умела улыбаться: неуверенно, робко, но так прекрасно, как ни одна из женщин, виденных им за столетия. И ее снова отправили в слои, теперь, когда он ходил по этой камере, она где-то кричала и корчилась в бесконечных муках. Разве заслуживала она такой участи, даже единожды обманув его? Ему показалось, что она была загнанной ланью, которая столько бежала от гибели, столько спасалась, что уже не разбирала дороги. И была ли в том ее вина, и ему ли было осуждать ее? Уцур зарычал, треснув кулаком по холодному камню, а затем прислонил свою голову к нему, не то стеная, не то вздыхая. Был бы Самаэль рядом, он мог бы спросить у него совета. Пусть он и любил изображать поверхностного распутника, но падший умел разбираться в ситуациях и людях, и если бы он сказал ему правду о том, что испытывает по отношению к Софии, разве Самаэль велел бы ему отправить ее в слои? Царь несколько раз приложился лбом к камню, злясь на себя. Он не способен был принимать верные решения вовремя, он родился тугодумом, а когда наконец понимал, что к чему, исправлять было уже поздно.
- Де жавю, - прошептала Лили, когда Рамуэль вывел ее на крышу той же самой башни, где она встретилась с хозяином.
- Ты уже была здесь? - Спросил Рамуэль.
- Да, однажды. - Лили не стала вдаваться в детали. - Почему ты привел меня именно сюда?
- Крылатым свойственно выбираться вверх, а не по норам, как крысы. - Ответил он, раскидывая свои непроницаемо черные крылья.
- Твои крылья чернее ночи, - не удержалась Лили, глядя на них, и не в силах в ужасе и восхищении оторвать от них взгляд.
- А когти - посмотри, как отросли, - похвастался он, распрямив когти на сгибах и свернув их вновь.
- Рамуэль, - ей нечего было сказать ему, потому что он и сам должен был понимать, для чего могли пригодиться эти когти.
- Ты не взяла меч, - спохватился он.
Лили покачала головой.
- Я и не собиралась его брать. Он - твой.
- Но мне он больше не нужен. - Возразил ангел.
- И ты не хочешь оставить себе ничего в память о себе прежнем?
- Зачем? - От его голоса повеяло вдруг холодом. - Чтобы вздыхать и плакать о том, чего больше нет, долгими одинокими вечерами?