Биология, безусловно, была любимой наукой сенториан, и здесь, благодаря особенному устройству родного мира, они достигли небывалых высот. Особенно сильна была микробиология Сенты. Зелья, которые сенториане пили на испытании выбора солнца, были чрезвычайно сложной системой множества искусственных культур микроорганизмов, и борьба или синэргизм их в организме дарили сенторианам необычайные способности, вершиной которых были телепатия и телекинез.
Сами сенториане, разумеется, считали все волшебство своего мира вполне естественным, и даже, совсем как земляне, страдали от некоей выдуманной ущербности, несовершенства своего вида. Все от мала до велика носили жуткое пыточное приспособление вроде корсета из высушеных жил животных — «ленты». Главная полоса шла вдоль позвоночника на спине, она фиксировалась на теле такими же, но поуже, в области плеч, груди, талии. Ленты позволяли сенторианам чуть выпрямиться и приподнять голову, но до земной стати все равно было далеко. Вот и новая знакомая Шелтона, Кейла, ужасно стеснялась своей спины, и узких плеч, вечно согнутых в уродливом выражении покорности. Шелтон знал, угодливая поза вызвана не раболепным преклонением перед инопланетянином, такова особенность анатомии сенториан: отсутствие в скелете ключиц плюс особый изгиб позвоночника. И все-таки признавал: не будь этой особенности, перед гордо выпрямленным аборигеном он вряд ли ораторствовал бы столь уверенно.
Он ждал среброликих, но прежде явилась распознавательница чуждого. Местный жертвенный агнец, разведчик-самоубийца, натасканный на распознавание чужеродного ДНК. Она быстро вышла на источник чуждого — лагерь землянина, пока товарищи из касты плутали в окрестностях. О, эта разноцветная леди была опасна! Но, кроме того, она была юна, наивна и горда.
Стены закрытого шатра потемнели, имитируя земную ночь: каждые двенадцать часов Шелтон давал отдых глазам и всему организму, изнуренному бесконечным местным днем. Сенторианка испуганно вжала голову в плечи. Ей, жительнице светлой стороны, тьма представлялась огромным плотным чудищем. Шелтон трижды хлопнул в ладоши, и по стенам шатра загорелись светильники, залив аппаратуру и собеседников мягким золотистым светом.
— У нас такое же освещение на Полсе, — сказала Кейла. — Это середина между тенью и светом, архипелаг — курорт.
— На Земле так выглядело утро или вечер, — задумчиво объяснил Шелтон.
— Расскажи о Земле, — попросила девушка, ненадолго осмелившись поднять на собеседника глаза. По меркам Сенты она считалась красивой, да и Шелтон неосознанно признавал за аборигенкой некоторую… прелесть. Большие миндалевидные глаза с длинными ресницами, пухлые, вполне земной формы губы, четко очерченные скулы — редкость среди аборигенов, лица большинства более всего напоминали блины. Даже широкий и будто расплющеный от удара, как у всех здешних, нос, не портил ее. Правда, разглядеть эти достоинства из-за пятнистой кожи всех цветов радуги было непросто. Шелтон заметил их лишь к третьей беседе, а до того просто пребывал в эстетическом шоке от всех этих накожных узоров: будто оживший персидский ковер.
Первые беседы они посвятили Сенте. Шелтон проверял сведения, полученные от разведчиков. Справедливо: теперь пора перейти к Земле.
— Земля… О, там будет много неожиданных открытий для тебя, Кейла! Но сперва расскажи, какой тебе представляется Земля, просто исходя из моего внешнего вида и поведения.