Поэтому с монстрами пришлось повозиться. Конечно, у меня уже был опыт сражений с ними, но физическое состояние начинало подводить не только моего спутника. Такими темпами даже усиление работать перестанет. И как здорово, что у нас есть плот, который привезет нас к людям!
Загружая на плот носилки с Боуером, я твердо верила, что уже сегодня мы, наконец, выберемся из запретного леса. А когда, оттолкнувшись от берега еще вчера обструганным шестом, убедилась, что плот нас держит и не собирается тонуть, плавно двигаясь по течению реки, я ощутила настоящую эйфорию.
Да! Мы выберемся отсюда! Мы выживем!
Мне казалось, вот-вот деревья расступятся, и я увижу какую-нибудь деревеньку, где нас встретят, накормят и вызовут врачей. Но время шло, солнце докатилось до зенита и склонилось к горизонту, предупреждая о скорой ночи, а на берегах по-прежнему высилась стена деревьев. И только когда окончательно сгустились сумерки, я признала, что чуда уже не случиться.
К счастью, берег оставался все таким же песчаным и пологим, как в начале пути, так что причалить труда не составило. Вытащив плот на землю, привычно я организовала нам ночлег, но закончила уже в полной темноте. И, вместо того, чтобы уснуть на импровизированной лежанке, я села у входа в наш убогий шалаш и разревелась.
Я редко позволяла себе плакать, полагая, что слезы ничем не помогут. Только я ведь не железная. И без того сколько держалась, не позволяя себе слабины. Но у всего есть предел. Мой, похоже, сегодня.
С достоинством принять подтверждение смертельного диагноза; перенестись в чужой мир и чужое тело, не сойдя при этом с ума; упрямо идти сквозь отравленный лес, периодически натыкаясь на монстров, и при этом тащить на себе умирающего мальчика. Я должна бы испытывать ужас от всего происходящего, но, сосредоточившись на выживании, я отложила все менее насущные проблемы на потом. Но надежда, расцветшая на пустом месте и не сбывшаяся, меня подкосила.
Но я все равно не сдамся.
Я имею право на слабость, но слезы не сделают меня слабой. Они закончатся — и я снова возьму себя в руки.
Вот только все равно обидно. Почему этот лес все еще не закончился?! Мы же тут умираем. И мальчика жалко. Раз уж судьба дала мне второй шанс, то почему так стремится его отобрать?
Это нечестно!
Не знаю, как долго я просидела на пороге, но со временем рыдания утихли, а слезы высохли. Я успокоилась, заползла на свою лежанку и отключилась до утра.
С утра ничего не изменилось. Тот же лес, та же река, те же три монстра. Хотя я все же надеюсь, что не те, а то мне уже как-то страшно. Хорошо хоть, сильнее они не становятся.
А вот я слабею. Хотя голод как будто поутих. Но это, разумеется, иллюзия.
Я снова загрузила нас на плот, но сегодня я уже не чувствовала той эйфории, что так подкосила меня накануне. Мне казалось, я попала в какой-то, чтоб его, день сурка. И последующие пара дней это только подтверждала. Один и тот же бесконечный лес, неизменная река, утренние монстры, вечернее обустройство лагеря. Мы будто попали в пространственно-временную петлю, где ничего не меняется, а все действия повторяются одно за одним. Разве что новый цикл не возвращал здоровье… впрочем, его ведь изначально и не было.
Но на излете третьего дня я увидела то, что уже и не чаяла. Бесконечная стена леса обрывалась. Резко, неожиданно и близко.
Мы добрались до опушки.
За ней стелилось разнотравье, и увидеть его заранее мешал все тот же лес. Но вот, плот странно тряхнуло — и мы поплыли вдоль луга, оставив границу леса позади.
Это не укладывалось у меня в голове. Я смотрела на луг, на стену леса, из которого мы наконец-то выбрались, и не верила собственным глазам. И только шестом подгребала, чтобы от берега не отдалится — на полном автомате. Я ведь уже потеряла надежду. Может, я сошла с ума? Разум не выдержал давление обстоятельств и теперь рисует мне милые сердцу картинки?
В любом случае, сгущались сумерки, а значит, пора причаливаться. Но на берегу я не выдержала и разбудила Боуера.
— Эй, скажи — что ты видишь?
Ничего не понимающим взглядом он осмотрелся.
— Мы… больше не в лесу? — неверяще спросил парень.
— Ура, у меня не галлюцинации, — улыбнулась я широко. — Мы выбрались! Слышишь? Мы выбрались из этого запретного леса! Все, живем!
По бледным обескровленным губам мальчишки скользнула слабая тень улыбки, он вздохнул и с усилием сообщил:
— Здесь… должна быть крепость. Надо до нее… добраться.
Я поднялась на ноги и внимательно огляделась. Крепость — это люди, а люди — это помощь. Конечно, теперь, вне леса, голод уже не был так страшен, но мой спутник ранен, и что-то сомневаюсь, что подножный корм способен его вылечить. Так что я высматривала что-нибудь похожее на человеческое жилье. А когда высмотрела, даже не поверила, что не сразу заметила такую громадину.