— Значит, руки крутить?! — злобно пробормотал Пышка, медленно наступая. Под надежной защитой Атамана он чувствовал себя в безопасности.
Дмитрий промолчал, но весь напрягся. В нем закипала неуемная ярость, от которой ломило в темени и судорожно сводило челюсти.
— Нет, ты отвечай, будешь еще за руки цапать?! — все больше свирепел Пышка, на всякий случай придерживая пса за ошейник, видимо, все еще надеясь, что противник дрогнет и пойдет на мировую.
Но Полевода в ответ сказал спокойно:
— Станешь грозиться, не то еще будет… — и медленно завел окаменевшие кулаки за спину.
Пышка вдруг выпустил ошейник.
— Ату его, Атаман! — задохнувшись от ярости, приказал он. Пес сжался и, как отпущенная пружина, кинулся на Полеводу. Дмитрий слегка подался назад и, изловчившись, что было силы ударил Атамана ногой под горло. Пес тяжело осел на задние лапы, тараща остекленевшие глаза. Дмитрий, улучив момент, побежал к дороге, схватил вывернутый булыжник. Пес, повизгивая, сделал небольшой круг и спустя минуту еще с большей яростью ринулся на своего врага. Но не рассчитал и с маху налетел на тяжелый камень, метко брошенный Полеводой. Пронзительный истошный визг огласил улицу. Беспомощно свесив голову, Атаман, пошатываясь, боком попятился к забору. Коснувшись его, пополз в сторону калитки, оставляя на загнутых ржавых гвоздях и сучках клочья рыжей шерсти, затем вытянулся на примятой пыльной траве и замер.
Митя и Пышка в молчаливом оцепенении следили за Атаманом и, казалось, забыли друг о друге. Глаза Пышки остановились от изумления и испуга. Он не ожидал, что таким печальным окажется исход поединка.
— Ну, гад, за Атамана я тебе, сколько буду жить, не прощу… — сквозь зубы процедил он.
Полевода пошагал через дорогу и вдруг услышал за спиной:
— Сказано, вражий сын — вражьи и повадки…
Дмитрий на мгновение ощутил как острый озноб пронзил лопатки. Губы словно окостенели, и в голове зашумело. Круто обернулся, но Пышки уже не было. Постоял минуту, скованный необъяснимым бессилием, затем, с трудом отрывая ноги от земли, поплелся напрямик через улицу к своему дому.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Счастливы те люди, у которых есть свое дело в жизни. Теперь и у Дмитрия было такое дело. Каждый день он шел на шахту, озабоченный предстоящей работой. Но сегодня еще чего-то ждал. Вчера Кубарь сказал ему, что бригадир Чепурной не возражает, чтобы Полевода работал в их бригаде. Костик, конечно, не станет врать, какой ему смысл, но все же не переставала сверлить мысль: вдруг Чепурной передумает, возьмет другого.
Под ногами поскрипывал выпавший ночью пушистый снег. Митя на ходу разбрасывал его носками. Снег бенгальскими рассыпчатыми искрами вспыхивал в свете уличных фонарей. Обгоняя Полеводу, мимо протрусил небольшой кургузый автобус, слабо осветив дорогу желтыми квадратами окон. В нем, свесив головы, дремали пассажиры. Их болтало, подбрасывало на выбоинах, но никого это, казалось, не беспокоило.
Дмитрий успел разглядеть в окне знакомое лицо девушки в теплом белом платке. То была его соученица Лариса Елкина. Только непонятно, почему она вместе с горняками в такую рань приехала на шахту? Неужели поступила на работу? Это было невероятно. Лариса считалась лучшей ученицей, и всем было известно, что она твердо решила идти в медицинский институт. Это была миловидная хрупкая девушка, с редкими золотистыми веснушками на щеках и золотыми косами. «Что же ей на шахте делать такой?» — удивленно и даже с опасением подумал Митя…
Полевода пришел в нарядную, когда там уже были люди. За ним появился Кубарь вместе с Захаром Кавуном, рослым парнем в сапогах с лихо подвернутыми голенищами. Его пышный рыжий чуб был сбит на сторону. Дмитрий знал Кавуна. Это был лучший, прославившийся на весь район забойщик. Вскоре пришел и бригадир Викентий Чепурной, парень лет двадцати восьми, с крутыми сильными плечами и стриженной под ежик головой. Ни на кого не глядя, он твердым шагом прошел в комнату первого участка, где с минуту тому скрылись Кубарь и Кавун. Дмитрий не знал, идти ему за ними или лучше вернуться на свой участок, где он уже работал несколько дней. Но вот отворилась дверь и вышел Костя. Отыскав глазами Полеводу, крикнул ему:
— Чего сидишь, тебя давно ждут. Пошли!