Собачонка вихрем заметалась вокруг старика, хватая его то за штаны, то за полы брезентовой куртки. Тот отмахивался руками насколько хватало проворства и не выдержал, взмолился:
— Да уйми ты эту анафему, Клавка, а то как есть без порток останусь.
Клава, успокоив Жучку, решительно сказала:
— Чтоб к моей лошади и близко не подходили, сама обучу.
— Без кнута не обучишь, девка, — отдышавшись, самонадеянно проговорил старик. — Всякой лошади кнут необходим. — И, взглянув на сломанное кнутовище, предмет своей гордости, сказал с сожалением и укором: — Зря ты, Клавка, с моим самохлестом этак… Считай, годов двадцать службу нес, не одну супротивную лошадь обучил.
Клава подняла изуродованный кнут и сунула ему в руки.
— Можете взять свое добро, только сюда дорогу забудьте!
Вскоре, однако, Берта обтерпелась, привыкла и уже без страха бегала по штреку.
Помощницей у Лебедь была Тоня Ломова. Клава никогда не опасалась, что партия вагонеток оборвется где-нибудь в пути, наделает беды в штреке — выворотит рельсы или выбьет крепежные стойки. Тоня сцепляла вагонетки умело и надежно. Не нравилось Клаве в своей помощнице одно: уж очень она тихая, задумчивая. Решив, что всему виной переписка с фронтовиками, Клава как-то спросила у нее:
— Небось неласковое письмецо от возлюбленного получила, что такая смурная?
— Давно не пишет, — пожаловалась Тоня.
Клава рассмеялась:
— Чудачка! Ну не пишет, и ладно. Стоит ли мучить себя. А вообще, Тонечка, брось ты почтой заниматься. Сама терзаешься и другим от твоих писем покоя нету. А все попусту.
В шахту Лебедь обычно приходила задолго до смены, но с некоторых пор стала замечать: как бы рано ни пришла, Тоня уже была на месте. А однажды застала прицепщицу с Макаром Козырем, рослым русокудрым парнем-красавцем. Козырь появился на шахте недавно, работал проходчиком в откаточном штреке. Они стояли возле вагонетки и о чем-то негромко переговаривались. Увидев Клаву, Макар как старой своей знакомой протянул широченную ладонь, сказал:
— Первой девушке-коногону нижайший поклон, — и расплылся в сладенькой улыбке.
Клава пристально посмотрела на него.
— Чего кривляешься, в цирк пришел, что-ли? — сказала сердито.
Но парень не обиделся.
— Извините, Клавдия, люблю пошутить.
Лебедь, казалось, тут же забыла о парне, обратилась к прицепщице:
— Готовь партию, я пошлю за Бертой.
— Партия уже готова, Клава, — с застенчивой улыбкой отозвалась Тоня, — мы вместе ее… — и запнулась, Клава только сейчас увидела: стоявшие в ряд вагончики были сцеплены, готовы к выезду. Промолчала и пошла в конюшню. А когда вернулась, Макара уже не было.
— Небось приехал, с кем переписывалась? — спросила, затаив лукавую улыбку.
— Угадала, — откровенно светясь, ответила Тоня и опустила глаза.
— Выходит, не зря переписывалась.
На этот раз Козырь пришел на рудничный двор, когда Тоня сцепляла вагонетки. Она не сразу увидела его. Первым желанием у парня было в шутку испугать ее — потрубить паровозом у самой ее головы или внезапно захватить ей глаза руками и молчать, пусть отгадает, кто такой. Но потом передумал, негромко окликнул:
— Тоненькая… Ты что это одна, а где же твоя начальница?
— Сейчас придет, пошла на конюшню, — не поднимая смущенного взгляда, сказала Тоня.
Вскоре пришла Клава. Делая вид, будто не заметила Макара, впрягла лошадь, примостилась на первой вагонетке.
— Поехали, Берточка.
Партия вагонеток, лязгнув сцеплениями, плавно двинулась. Козырь стоял рядом с Тоней на буфере. Когда состав покатил быстрее, Макар, словно боясь упасть, обнял девушку за плечи и тихо нараспев продекламировал, касаясь губами ее уха:
В последние дни он, еще издали завидев Тоню, встречал ее этими стихами. Какому поэту принадлежали они, она не знала и до того привыкла к ним, что ей казалось — никто другой, кроме Макара, не мог сочинить их. Никогда еще стихи не звучали для нее так волнующе трогательно, как сейчас.
В пути Клава несколько раз пронзительно свистнула, и Берта во всю прыть катила «партию» до самой лавы.
Немного в сторонке от насыпного люка на обаполе, примощенном на глыбах породы, сидели в ожидании смены насыпщица Шура Бокова и ее товарка Нюра Гуртовая. Девчата грызли семечки и о чем-то тихо беседовали. Заметив Козыря, Нюра смахнула с колен шелуху, хотела было встать, но передумала и насмешливо сказала: