— Ты смотри, какая чертяка, — переводя дух, сказала плитовая, — то упиралась, а тут будто сама на путя влезла.
— Не иначе, как ругань помогла, — сказала Круглова.
Девушки разом подняли над головой лампы.
— Так это вы допомогли, Татьяна Григорьевна, — обрадовалась плитовая, — а мы думали, что у нее самой, чертяки, совесть заговорила…
— А ваша-то совесть где? Вы же девушки, а так ругаетесь, — строго сказала Круглова.
— Иной раз не утерпишь, — оправдывалась плитовая. — До смены, считайте, часа четыре осталось, а мы уже раз десять «лимонадили», спин не чувствуем. Вон у Насти Куриной, — показала она на свою напарницу, — от этой «лимонадки» месячные раньше срока пошли, только знает, что за живот хватается…
Круглова шла к лаве, думала: ей не один раз приходилось видеть девушек-горнячек в клубе. В нем кое-как привели в порядок бывшее фойе. Установили железную печь с выходной жестяной трубой наружу через окно, огородили ее железной решеткой. Каждое воскресенье комсомол устраивал в клубе вечера вопросов и ответов, беседы о событиях на фронте, а появлялся патефон, и вокруг железной, докрасна накаленной грубы начинали кружить пары. Эти скромные, застенчивые девушки здесь, в шахте, становились совсем непохожими на себя — грубыми, дерзкими, будто их вдруг подменили. Как-то она заговорила об этом с начальником шахты. Тот не то серьезно, не то в шутку сказал:
— Дорожат девчата шахтерскими традициями. Так оно легче работается, — и, довольный, рассмеялся.
Когда Круглова подошла к лаве, насыпщицы стояли без дела. Первая увидела инженера Нюрка Гуртовая.
— Вы бы, Татьяна Григорьевна, патефончик с собой прихватили, от скуки взвыть охота, — сказала она в шутку.
Круглова, пропуская ее слова, спросила:
— В лаве что-нибудь случилось?
Нюра достала из складок юбки зеркальце-блокнотик, пригладила брови.
— Может, что и приключилось, но сколько мы им ни кричали, никто голоса не подает. Один только раз отозвалась бригадирша Варька, да так любезненько, что мы с Шуркой, — взглянула она на свою подругу, — решили лучше молчать, поберечь голоса для спевок.
Круглова собралась было лезть в лаву, но люковая остановила ее:
— Не лезьте, Татьяна Григорьевна, не надо, они скоро начнут работать.
Круглова поняла, что там творится что-то неладное, и быстро поднялась в лаву.
Здесь было тихо, только тусклые огоньки «шахтерок» говорили о присутствии людей. В первом же уступе встретила Былову. Она лежала на обаполах, подложив под голову измятую кепку. «Шахтерка», подвешенная на крепежной стойке у самой кровли, бледно освещала забой. Круглова подумала, что девушка спит. Но вот она приподнялась и приложила палец к губам: тихо! Круглова прилегла рядом с ней.
— Пусть отдохнут, — шепотом заговорила Былова, — я, Татьяна Григорьевна, каждую смену устраиваю мертвый получас, чтоб сил набрались. Иначе нам не вытянуть. Паек, сами знаете, какой…
Круглова даже не подумала — по закону ли поступает бригадир — лишь почувствовала теснящую боль в сердце. Былова взглянула на часы и потянулась в глубь забоя. В руках у нее оказался короткий ломик. Она три раза ударила им по подвешенному к стойке рельсовому бруску. Резкий дребезжащий звук поплыл по лаве, и сейчас же повсюду заметались, запрыгали оранжевые блики. Вскоре раздались удары обушков, и густой шорох осыпающегося угля заполнил лаву снизу доверху.
В тот же день, встретившись с начальником шахты, Круглова хотела было спросить, известно ли ему о мертвом получасе забойщиц, но Шугай опередил ее:
— Через полчаса управляющий трестом будет проводить по селектору летучку. Ваше присутствие обязательно, Татьяна Григорьевна.
— По какому вопросу летучка? — поинтересовалась она.
В ответ Шугай развел руками, втягивая голову в плечи.
— Сие мне неизвестно. Можно с уверенностью сказать одно: очередная взбучка.
— Вам, что ли? — усмехнулась Круглова, зная, что начальника «Коммунара» всегда ставят в пример.
— Если мне, то и вам, как главному, — в свою очередь съязвил Шугай и спросил: — Как там в шахте?
Татьяна Григорьевна ответила не сразу. Ей трудно было умолчать о том, что она видела в лаве, и в то же время не решалась сказать, зная строгую требовательность начальника к людям.
— Тяжело женщинам, — наконец проговорила она, — надо бы что-то придумать, усилить им продовольственный паек.