Когда Круглова вошла в приемную, секретарь что-то строчила на машинке.
— Я не могу видеть товарища Чернобая? — неожиданно для самой себя громко спросила Татьяна.
— Садитесь, пожалуйста, — не отрываясь от работы и даже не взглянув на посетительницу, сказала девушка. Круглова неприязненно покосилась на пустовавшие у стены откидные стулья и не села. Ей не терпелось сейчас же встретиться с управляющим. Татьяне казалось, что все разрешится без особенных осложнений и проволочек. Да и какие еще могут быть проволочки! Таким людям, как Шугай, нельзя доверять шахту.
Девушка поднялась, положила на стол напечатанный лист, поставила штамп на нем и только тогда посмотрела на посетительницу каким-то распахнутым взглядом по-детски голубых глаз.
— Вы, наверное, в грузовике ехали, да? — нотки сочувствия прозвучали в ее голосе, — я вам налью чаю, хотите? — И тут же сняла чайник с электрической печки, налила в кружку, подала Кругловой. — Пейте, пожалуйста. Только сахара нет, за это уж извините. Закончится война, тогда и сахаром и печеньем всех посетителей будем потчевать, — и чуть застенчиво улыбнулась.
«Болтушка», — подумала Татьяна.
— Я приехала не чаевничать, дорогое дитя, — как можно сдержаннее сказала она, — мне по срочному делу к товарищу Чернобаю.
Та посмотрела на нее с доброй улыбкой, как иной раз смотрит взрослый умный человек на смешную выходку подростка.
— Я вас понимаю, но, что поделаешь, Егор Трифонович еще не приходил, придется подождать, — и уже вполголоса, почти таинственно: — У меня для вас конфетка найдется. — Порылась в столе и протянула конфету в цветной обертке.
Круглова немного смутилась за свою горячность, молча взяла конфету и присела на стул.
— Егор Трифонович иногда запаздывает, — между тем говорила секретарша, — потому что часто приходится ночевать на какой-нибудь отстающей шахте. А оттуда иной раз, не заезжая домой, едет на другую. И так, считайте, целые сутки, а то и больше…
Татьяна встревожилась: может быть, Чернобай и сегодня будет мотаться по шахтам весь день? Девушка, казалось, разгадала ее мысли и поторопилась успокоить:
— Вы не волнуйтесь, Егор Трифонович звонил, он только на минутку заехал на «Коммунар» и скоро будет.
Когда Татьяна допила чай, девушка предложила ей еще. Наливая, она запросто спросила:
— Вам приходилось когда-нибудь обращаться к Егору Трифоновичу?
Круглова вопросительно посмотрела на нее.
— Нет, не приходилось.
Секретарша нахмурила свои бесцветные, почти невидимые бровки и негромко, словно по секрету, предупредила:
— Раз так, имейте в виду: Егор Трифонович бывает вспыльчив и даже способен нагрубить.
Вошел Чернобай, ссутулившийся, небритый, в мешковатом брезентовом плаще поверх пальто. Не поднимая опущенных глаз, скрылся за высокой, под самый потолок, дверью, обитой черным дерматином.
Девушка негромко спросила Круглову:
— Как доложить о вас Егору Трифоновичу?
— Скажите — главный инженер шахты «Коммунар», — поднимаясь со стула, сказала Татьяна.
Девушка на секунду задержала на ней свой взгляд, как бы говоря самой себе: «Ох, вот вы кто»… — и, не стучась, вошла в кабинет.
Татьяна Григорьевна знала, что ей предстоит нелегкий разговор, но отступать от задуманного не собиралась. Когда она вошла, Чернобай стоял у окна, отхлебывая чай из кружки, держа ее на ладони.
— Заходите, товарищ Круглова, — сказал он устало и как будто безразлично. Сразу он показался Татьяне не похожим на того Чернобая, с каким ей приходилось встречаться. Это был спокойный с виду, с внимательным, откровенным взглядом человек. Тот же, которого она знала, был непоседлив, нетерпелив в движениях и подчеркнуто суров. Когда он говорил, казалось, не видел, не замечал других.
Чернобай поставил кружку на подоконник, уселся в жесткое кресло, взглядом предложив Кругловой стул напротив.
— Я только что с «Коммунара», — спокойно начал он, — мне все известно, что у вас произошло с Шугаем. Вот так.
— Тогда, может быть, мне и не следует докладывать? — выжидающе взглянув на него, также спокойно сказала Татьяна.
Чернобай отвалился на спинку кресла и, медленно разглаживая локотники, некоторое время как-то безнадежно иронически смотрел на нее.
— Валяйте, докладывайте, — наконец милостиво сказал он.
Татьяна некоторое время колебалась: рассказать или лучше уйти? Уйти?! Тогда зачем было приезжать, к чему весь этот сыр-бор. И она рассказала все, что думала и знала о начальнике шахты. Выслушав ее, Чернобай все тем же бесстрастным голосом заговорил: