Проезжавшая мимо полуторка вдруг с ходу остановилась, взвизгнув тормозами. Распахнулась дверца, и из кабины донесся знакомый мальчишеский голос:
— Садитесь побыстрее, а то небось совсем зазябли.
Пока Татьяна усаживалась в кабину, шофер, стараясь быть строгим, выговаривал ей:
— Как маленькие, ей-право, чего не сказали, что будете ехать обратно, я бы раньше подкатил.
Татьяна с трогательной благодарностью взглянула на своего знакомого, и у нее на минуту отлегло от сердца.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В работе Горбатюк, казалось, забывал о своих физических болях. Его высокая костлявая фигура часто появлялась то в нарядной, то у шахтного ствола или в поселке. Он всегда был в окружении людей. С палкой по-прежнему не расставался, но шаг его стал ходким, нетерпеливым. Казалось, человек этот вечно куда-то спешит и все время боится, что не успеет к назначенному часу.
Всем было известно, что председатель шахткома «на ножах» с начальником шахты. Когда, случалось, Шугай отказывал шахтеру в какой-нибудь просьбе и в ответ слышал «буду жаловаться в шахтком», лицо его мгновенно покрывалось бледностью от закипавшей злости. Он знал, что Горбатюк «не слезет с него», пока не добьется своего. Когда, случалось, предшахткома наседал на него, Шугай досадливо кривился и, как человек, у которого нет уже сил спорить, махнув рукой, говорил: «Ладно, черт с тобой, делай, как знаешь…»
Сегодня, как и всегда, Горбатюк пришел на утреннюю смену вместе с первыми шахтерами. Забойщицы из бригады Быловой, забившись в угол нарядной, пели тягуче и тоскливо «Полывала огирочки дрибною сльозою…» Горбатюк знал: три дня тому назад бригаду нежданно-негаданно постигла беда — обвалилась верхняя часть лавы. К счастью, в тот момент в ней никого не было. Порода обрушилась во время пересмены. Когда Горбатюк и Шугай спустились в шахту, в откаточном штреке люди из бригад Быловой и Кострова о чем-то крикливо спорили. Оказалось, придя на смену и узнав о завале, бригада Кострова категорически отказалась приступить к работе.
— Пусть уберут после себя, тогда полезем в лаву, — в один голос заявили они.
К Шугаю подошла Былова.
— Одним нам не управиться, Николай Архипович, — едва выговорила она от волнения.
Шугай осветил дозоркой ее вдруг сразу похудевшее, черное от угольной пыли лицо.
— Эх, Варюха, Варюха, — сказал он с укором, — за рекордом погнались, а теперь — «не управимся». — И обратился к женщинам, в молчаливой растерянности стоявшим немного в стороне: — Будете в шахте, покуда не ликвидируете аварию. — Затем отыскал дозоркой Кострова, сказал ему: — Пусть они завал разбирают, — махнул он рукой в сторону забойщиц, — а ты со своей бригадой залезай в лаву и давай уголь, ясно?
Но не успел бригадир ему ответить, как раздался протестующий голос Кругловой:
— Нельзя этого делать, Николай Архипович!
Все разом повернули «шахтерки» в ее сторону. Круглова только что выбралась из лавы — спецовка на ней была мокрая, на черном лице лихорадочно горели глаза.
— Надо немедленно все силы бросить на ликвидацию завала, иначе — рухнет вся лава, — сказала она.
Шугай даже отшатнулся и бешено посмотрел на нее:
— Как это «всех»?! А уголь?
Но тут раздалась команда Кострова:
— Полундра!.. За мной, братва! — и первый бросился к лаве.
Гонористый и первый заводила Костров бригаду сколотил добрую: лодырей не терпел и сам работал, что называется, на износ. Но было известно, что морячок не жилец на шахте: заколотит кругленькую деньгу и махнет в свою Одессу. Сам он не делал из этого тайны.
Сразу же, как только бригады приступили к очистке лавы от завала, Горбатюк поднялся на-гора и приказал заведующей столовой накормить людей в шахте.
— Это антигигиенично, товарищ предшахткома, — возразила Гусакова, — там же пылища, грязь. Да и чем кормить, борщ туда не понесешь…
— Обязательно — борщ и чтобы с мясом и жирным наваром, — сказал Горбатюк.
Заведующая стояла в растерянности. Задача для нее была действительно необычная и не из легких. Такого еще не было, чтоб кормить в шахте людей.
— И посуды у меня подходящей нет, — упиралась Гусакова, — а с котлом в шахту не спустишься.
Горбатюк вскипел:
— На фронте солдат под смертельным огнем кормят, а тебе, видишь ли, антисанитария помеха. Одним словом, чтоб люди были накормлены. — Он взглянул на часы. — Через сорок минут доложишь.