ПРОЛОГ
Майский ливень обрушивается на гарнизон, рассекая дорогу оглушительными петлями и ломая ветви почти голых деревьев. Переливы грома бьют по ушам, зябкий ветер кусает щёки, а постройки забытого военного городка сливаются с чернотой – густой и пугающей.
Погода ни к чёрту.
Кутаясь в лёгкий свитер, я морщусь от влаги и холода, всё ещё надеясь добраться домой до полуночи. В белоснежных «конверсах» хлюпает вода, а в груди – отчаяние. Но несмотря на дрожь во всём теле, мои ладони горят, каждый побелевший шрам, как признак нарастающей паники.
Сбегая с дня рождения подруги, как с той каторги, оставив мобильник и куртку, я не думала о последствиях. Мне нужен был воздух. Глоток свободы от презрительных, полных брезгливости, взглядов. И даже сейчас, шагая по стылой безлюдной местности, я не чувствую себя так уязвимо, как минутами ранее.
– Будьте вы прокляты, – цежу сквозь зубы, представляя лица своих одноклассников, и тотчас вздрагиваю от пронзительного сигнала, ударившего в затылок. Две полоски света озаряет асфальт, а затем изумрудно-чёрный «Краун» хладнокровно преграждает мне путь.
Лёгкие пропускают удар – я его узнаю.
– Садись, Котова! Домой подброшу! – откатив окно, кричит Раст. Его голос полон тревоги, даже сочувствия, но до меня доносится только ненависть, та едкая неприязнь, которой он кормил меня долгие месяцы.
– Обойдусь! Спасибо! – бросаю в ответ, пытаясь обогнуть машину, но тут же осекаюсь от резкого манёвра.
Туманов сдаёт то вперёд, то назад, затевая свои гадкие игры.
– Не упрямься, Славик. Я не кусаюсь, – доносится сквозь шум дождя. – Нам по пути, забыла?
Детское прозвище вонзается ржавым гвоздём в сердце, когда-то ласковое, а сейчас – токсичное. Туманов редко заводил со мной разговор, но каждый подвернувшийся случай делал это точечно: сбивал с ног, подливал яда на рану.
– Долго мокнуть будешь, подружка?! Я ведь всё равно не отстану!
Раскат грома сотрясает воздух и остатки гордости.
Поджав губы, я запрыгиваю в салон и мысленно корю себя за то, что снова сдалась. Меня обдаёт теплом из дефлекторов и ароматом хвои; с волос струится вода, а голос застыл где-то в лёгких.
Рядом с ним всегда было сложно. И всякий раз холодно.
– Прокатимся с ветерком? – скорее утверждает Туманов, выворачивая руль и примеряя любимую роль. В каждом его жесте проскальзывает издевательская нотка. – Ты вся трясёшься. Замёрзла? Или боишься?
Опускаю глаза на дрожащие колени и спешно прячу, посиневшие, изуродованные шрамами, руки.
Их творец сейчас сидит рядом.
– Давай оставим разговоры, – предлагаю я, всё ещё помня его колючий смех. – Не нужно строить из себя героя. Мы оба знаем, кто есть кто.
– До чего же верно сказано.
– Тогда зачем притворяться?
– Не нравится быть тенью? – беспечно кидает он, дёрнув ручник. – Я здесь ни при чём. Прежде чем искать ответственного за личные неудачи, взгляни в зеркало. Только ты всему виной, Влада. Только ты.
Но вместо того, чтобы встретиться со своим отражением, я смотрю на него. Мой враг из детства походит на демона: спадающая на серые глаза чернильная чёлка, тёмное худи, капюшон поверх головы и едва заметная ухмылка, обещающая ворох проблем. Он красив, как тьма и в равной мере опасен.
Ещё вчера я наслаждалась его обществом, упиваясь вниманием и не скрывая своего превосходства, а теперь робею каждый раз, когда слышу этот бархатный, с хрипотцой, голос.
– Прошло столько лет, а мы ни разу не поговорили, – скользкое уточнение провоцирует волну мурашек. Мне хочется оглохнуть, но каждое его слово доходит отчётливо: – Всегда хотел узнать, почему ты так поступила?
– Не понимаю, о чём ты.
– Враньё, – цедит Раст, не сводя глаз с дороги. – Тогда на Яме… Ты знала правду, но всё равно меня подставила.
– Всё в прошлом. Я не хочу об этом говорить.
– Придётся, – усмехается он, набавляя скорость, что растёт с его раздражением. – Многие годы меня мучал этот вопрос. Так признайся. Или трусишь?
– Признаться в чём?! – оборачиваюсь к нему, смотрю с недоумением и подмечаю вскочившую на виске вену.
– Ты меня предала.
– Разве можно предать врага? – вылетает прежде, чем я успеваю осмыслить сказанное. В чертогах памяти всплывают совершенно иные кадры – красочные, до дрожи счастливые. – Мы всегда ненавидели друг друга.
– Враньё, – чуть тише повторяется он, выдавая, как нелегко ему даётся это признание. – Я осуждал тебя, жалел, по-своему любил, но только не ненавидел.
Я не верю собственным ушам. Не верю себе. И чёртовым инстинктам, что подтолкнули меня сесть в его «катафалк».
– Не стесняйся, Котова. Выкладывай. Тебя всё равно никто не услышит. А если услышит, то только Никто.