– До чего же омерзительно! – вспыхивает мама, адресуя возмущение отцу. – Красное пальто. Внутренний кармашек. Свёрнутая купюра. Возьми её, дорогой, и угости приятелей. Тысяча рублей тебя устроит?
Я судорожно киваю, не веря собственным ушам, а затем, вприпрыжку, направляюсь к шкафу с верхней одеждой. Меня до мурашек будоражит мысль, что я сделаю с деньгами. Скуплю все конфеты? Спущу в автоматах? Или вовсе спрячу, начав откладывать на новенький MP3-плеер? Идей просто масса.
– Ты в своём уме, Эля? – заходится папа. – Как ты можешь давать ему такие деньги! Он ведь ещё сопляк!
– Ты и за копейку готов удавиться, – злостно бросает мама. – Это мой сын! Мои деньги! И только мне решать, как поступить!
Глотая недовольство, отец скрипит зубами, в то время как я торопливо выхожу из комнаты, пока никто из них не передумал. Но уже на улице, подвязывая шнурки кроссовок, я ощутил тяжёлую руку на своём плече.
– Не торопись. Есть разговор, – обречённо прозвучало сверху. Неспешно выпрямившись, я взглянул на отца, уже готовый к неприятностям. – Мне показалось, или в последнее время ты слишком часто спускался в погреб?
– Не показалось…
– И что же привлекло тебя в столь пугающем месте? – ехидно скалится Игнат, не требуя ответа. – Неужели дело в запасах, что заметно поредели на полках? Пропал мешок овса. Консервы. И несколько куриных тушек, по всей видимости, благополучно мигрировали на юг… – выдержав паузу, он резко роняет улыбку. – Ты снова подкармливал дворовых псин?
В притворстве смысла нет, как и в хрупкой надежде, что папа отзовётся пониманием – он ненавидел всё живое. Своим тягостным молчанием я лишь подтверждаю его догадку.
– Но что же скажет мама, когда узнает, что её сынок – воришка? – притворно дивится отец. – Она так надеется на него и поощряет деньгами, которые он едва ли заслуживает. Стоит ли ей рассказать? Даже не знаю. Наверняка эта грязная правда её жутко расстроит.
Распознав намёк, я нащупываю в кармане купюру и неохотно протягиваю её отцу. Мои детские мысли переполняют вполне взрослые ругательства.
– Верное решение, – кивает отец, а затем, будто смягчившись, отдаёт мне другую бумажку – вполовину меньшим номиналом. – И перестань смотреть на меня зверем. Я твой отец, а не чудовище.
«С этим недурно поспорить…» – выражаюсь про себя и, уже с меньшим энтузиазмом, выбегаю за ворота.
Без того угнетённый Саман сегодня особенно мрачный. Густой туман висит над гарнизоном серым маревом, спрятав под собой десятки крыш элитных домов, но не тронув частные, почти трухлявые. Утопая кроссовками в слякоти и безустанно морщась от жалящей мороси, я прохожу мимо реки Объяснения – так «романтично» именовали её горожане, и только детвора называла мутную артерию своим именем: каналёза, калотечка, дурносток. Зловонные ароматы её тухлых вод ощущались за десяток метров, а ходившие вокруг криминального дна легенды, нередко отзывались мурашками.
Ещё больший ужас наводил крематорий, торчащий из леса, как ржавый гвоздь в игольнице. И несмотря на скудную череду ухоженных двориков, коттеджей и расписных ворот, здесь так и веяло безнадёгой. На один красивый дом было пять безобразных. Весь Саман походил на шахматную доску, где чёрные клетки преобладали над белыми. И одна лишь мысль, что я должен оставить здесь своё детство, вызывала едкую горечь.
В посёлке меня невзлюбили. И дело не только в отце, которого каждый второй, вполне оправданно, считал за мошенника. Вляпавшись в случайную неприятность, я навсегда отвернул от себя сверстников. И сегодняшний день рождения – был единственным, как мне казалось, шансом, чтобы хоть немного изменить ситуацию. Однако моё желание угостить ребят сладостями прерывается уже на подходе в магазин – под козырьком, подпирая двери, стояли Тройняшки.
Стас, Глеб и безумная Вета.
О мерзких проделках близнецов Ларионовых я знаю не понаслышке, поэтому, только завидев троицу, резко меняю маршрут.
– А ну стоять, малой! – прилетает в спину, и я тотчас повинуюсь. – Сюда иди. Шустрее, шустрее…
Загребая землю, неохотно волочу ноги. Внутри всё сжимается, ведь каждая встреча с ними неизменно сулила проблемы. А после моего проступка вовсе обещала быть рискованной.