Провожая его взглядом, я загребаю пальцами грязь, ненавидя его каждой травмированной клеточкой тела. Жгучая злость не даёт мне вздохнуть, отнимая последние силы. Духом готов к отместке, однако не способен даже встать. И тогда, закрыв глаза, я мысленно начинаю отсчёт, но не для того, чтобы избавиться от боли. Я считаю секунды до того дня, когда смогу ответить мерзавцам.
Раз, два, три…
ГЛАВА#9
Мама крепко ошибалась: люди не меняются.
По крайней мере, такие как Он.
После увиденного в столовой, я на ватных ногах добираюсь до женской уборной, а потом ещё десяток минут держу руки под напором холодной воды. Остужаю шею и щёки, жадно глотаю пропитанный хлоркой воздух, как если бы боролась с симптомами лихорадки.
Что это было? Боже…
Моя перманентная смелость по щелчку улетучивается. Её сменяет неподвластная контролю тревога – по-новому сильная и в то же время такая знакомая.
Картина драки, а вернее – избиения, мельтешит перед глазами двадцать пятым кадром, провоцируя волну мурашек. Удары, стоны, кровь – мне не хочется верить в случившееся, однако отрицать инцидент попросту глупо. Вцепившись пальцами в раковину и покачиваясь, я тщетно пытаюсь прогнать панику, от которой вот-вот подкосятся колени.
Тот крохотный шанс, о котором так убедительно говорила мама, не достиг своего получателя. Туманов превратил его в пепел, едва я успела сделать шаг навстречу. Та беспощадность, с которой он избивал Макеева, повергла меня в ужас. Такое проявление чувств не свойственно хорошему парню, что только подкрепляло мои опасения – он не забыл. Он – всё тот же монстр.
Когда юные сердца встречаются, происходит чудо – я готова с этим поспорить. Наша детская история с Растом привнесла дурные последствия – кого-то сломила, кого-то изувечила. И теперь, глядя на нас взрослых, я проклинаю своё прошлое и поступки, за счёт которых оно превратилось в болото из ртути.
Раз, два, три…
Выкрутив краник до предела, я улавливаю, как жалобно скрипят половицы за дверью уборной, и невольно напрягаюсь. Тяжёлые шаги в коридоре становятся громче, как и удары моего изнеможённого сердца.
Предчувствие или что-то ещё, но я оборачиваюсь к двери с плёвой готовностью встретиться с тем, кто намеревается нарушить моё одиночество.
Интуиция меня не подводит.
Дверь распахивается и в уборную входит Туманов. Лишь по одной уверенной позе я понимаю, что его визит – неслучайность.
– Привет, – тонким эхом разбивается о стены, сотрясая остатки моей стойкости. – Привет, Влада…
Я пытаюсь уловить его настрой, но мысли беспорядочно мельтешат в голове, подмечая ненужные мелочи: родинку над бровью, след от цепочки на шее, а вместо ямочек на щеках теперь вырисовываются острые скулы. Он, бесспорно, изменился, но только внешне…
Не сразу подмечаю, что всё это время отзываюсь молчанием. Жизнь во мне просыпается лишь тогда, когда Туманов делает шаг навстречу, а я, поддавшись инстинктам, пячусь назад.
– Ты боишься меня? – нахмурившись, интересуется он.
– Ты избил человека, – бросаю с осуждением, так уверенно, как если бы между нами не было этих долгих лет тишины.
– Плохого человека, – уточняет Раст, словно это его оправдывало. Парень не выглядит виноватым или встревоженным, напротив, полностью уверен в свершённом поступке. А ведь когда-то он был первым из тех, кто упорно боролся за справедливость.
– Так рассуждают только малодушные, – открыто уличить его в жестокости я не решаюсь. То ли от страха, то ли от неверия – уже не знаю.
– Малодушие – понятие относительное, – его «поломанный» голос звучит ровно. – Много ли чести в тех, кто трусливо наблюдает за унижением девчонки, предпочитая держаться в стороне?
– Заступиться можно иначе…
Сама не верила, что веду диалог с Тумановым; уже взрослым, а когда-то мальчишкой, перевернувшего мою жизнь с ног на голову. И кто бы мог подумать, что наша встреча начнётся с претензий и вообще случится? Ещё вчера я и в мыслях не допускала, что увижу его таким – сильным, уверенным и опасным.
– Но ведь никто не заступился, – ухмыльнувшись, он делает шаг за шагом и останавливается лишь тогда, когда расстояние между нами превращается в сантиметры. – Зато теперь ублюдок подумает, прежде чем вздумает потешить своё мнимое эго, – Раст запнулся. – Впрочем, тебе этого не понять. Ты всегда была из числа трусливых зайчишек, которых заботит только собственная шкура.
Оскорбившись, я не могу унять жар, пронзивший щёки. Но моё возражение прерывает прикосновение – его прикосновение. Пальцами, на костяшках которых уже засохла чужая кровь, Туманов проводит по моему подбородку, ровно так же, как в недавнем кошмаре.