Воздух внутри помещения был спертым, в нем ощущались резкие запахи протухшей стоялой воды и испорченных продуктов. Кругом всё было заставлено мешками, ящиками и бочками.
— Ральф? Бенджамин? Каллаган? — Сайман Хьюго пришел в себя в тёмном, обширном, раскачивающемся помещении.
— Где этот проклятый ублюдок Бонд? Ответит, кто-нибудь? Эй, куда все подевались? Что вообще, черт возьми, происходит?
Пробравшись вслепую между непонятными предметами, Сайман на ощупь нашарил дверь в переборке, вылез и очутился на трапе, ведущем наверх. Поднялся по лестнице, выглянул наружу. Огляделся вокруг…
Гордый красавец галеон «Себастьян де Базан» с пышной громадой белоснежных парусов, округлившихся под свежим попутным ветром, величаво, как и подобает «знатному кабальеро», пробирался сквозь плотные заросли морских водорослей, носивших название «саргассы».
Океан лежал молчаливый и спокойный, и лишь мелкая зыбь, отголосок недавнего шторма, небольшой рябью пробегала по его поверхности. Свежий ветерок весело посвистывал в вантах и огнем колыхал на флагштоке желто-красное полотнище.
Сайман удивленно пробежался взглядом по деревянным частям корабля: Палубе, бортам, надстройкам, старинным пушкам: Их вороненые стволы блестели на солнце, станки были покрыты, свежей краской, а удерживающие их снасти тщательно закреплены. У каждой мачты деревянные стеллажи со старинными мушкетами, а возле пушек картузы с порохом и плетеные корзины с ядрами. Матросы в непонятной одежде споро бегают по реям и проходам. Что-то громко кричат на испанском языке…
— Эй, парни? — дружелюбно произнес мафиози, едва отошедший от межвременного перехода. Он улыбнулся, обнажив белые зубы — Вы, что, черти? Кино снимаете?
— Ола! Мальдито сэа! Диабло! — кажется его заметили.
К Хьюго подбежали актеры (скорее всего массовка), режиссёр, сценарист, осветители. Почему-то все были одеты в старинную одежду. (Наверное, потому, что исторический фильм!) Громко загоготали используя старинные слова и выражения. (Про Колумба, что ли снимают?)
Рабочие кадра толпой навалились на Хьюго, попытались заломить руки за спину. (За кого они меня здесь принимают?) Сайман начал сопротивляться. (Он уважаемый человек, мафиози и не подписывался на такие идиотские приключения!).
— Амиго? В этом клоповнике, кто-нибудь говорит по-английски? — Хьюго от души врезал самому крикливому из массовки.
— Комрады! Я не черта не понимаю, о чём вы тут щебечите! — гангстер заветрелся волчком. (Еще бы, в недалёком прошлом он был довольно неплохим боксёром.) Удачно нырнул под один удар, отшатнулся от второго, профессионально ушёл от третьего замаха.
— Черти, да сколько же вас? Кстати, а где этот самозванец, Джеймс Бонд? Это он, затащил меня, в это дерьмо!
Какой-то особо противный актеришка, явно из второго состава, видать новичок в синематографе, желая выделиться и попасть на главные роли, подло и незаметно подкрался к Хьюго сзади. (Самбоди!!! — такой нехороший человек!) Ударил чем-то тяжелым по голове, скорее всего рукояткой кинжала.
Раздетого по пояс Саймана привязали к мачте. Бесцеремонно окатили забортной водой. Причем подобную процедуру повторили трижды, прежде чем туман перед глазами гангстера рассеялся и он приобрел способность более ясно различать окружающие предметы.
— Буэнас тардес, ихо де ла пута! Кэ ле паресе, эль идиота! — зазвучали обидные высказывания над его головой.
Пленник очнулся. Мутным, расплывающимся взглядом осмотрел двух людей стоящих перед ним. Позади них, в нескольких шагах, выстроилась шеренга солдат. Все в одинаковых кожаных колетах в стальных шлемах, с алебардами в руках.
— Послушайте, — Сайман хриплым голосом начал свое гневное повествование. — Проклятые латиносы! Не знаю, какое кино снимаете? Но, вы не понимаете, кого схватили! Вы все, покойники! Где, этот пройдоха назвавший себя Джеймсом Бондом? К чему это маскарад? Скажите ему, что он не получит и рваного доллара за алмазы! Чего уставились? А ну, быстро развязали меня, пока я вас всех на ремни не порезал!
— Отец мой, — произнес высокий человек с красивым лицом, что был в костюме из темно-бордового бархата. На шее у него висела тяжелая золотая цепь и огромное пышное жабо. Густые усы благородного дворянина отливали серебром, словно шкура песца. В глазах, окруженных тонкими морщинками и упрятанных под мешковатыми веками, светился ум и спокойствие.