Гарри подошёл и взял друга за локоть:
— Пошли, она знает, что делает.
— Я в этом не уверен, — пытался возразить Рон, — я не доверяю Малфою. То, что у нас общий враг, ещё не делает его нормальным, и…
— Молодой человек, — вмешался Барнели, и подошёл к нему. — Вы не хотели бы мне помочь? Подготовка к обряду займет всю ночь.
У Рона заблестели глаза. Перспектива поработать с таким древним волшебником, как Барнели, вызывала в нем жгучий интерес, и он не мог упустить эту возможность. К тому же, в его услугах Гермиона явно не нуждалась, а все вокруг были уверены, что потомок Слизерина в теле Малфоя не представляет сейчас никакой угрозы. Бросив в последний раз полный настороженности взгляд на распластанного на постели Малфоя, Рон кивнул
Барнели, подошёл к Гарри, и они втроём вышли из комнаты.
— Ты где-то там, внутри — Гермиона провела рукой по волосам Драко.
Он лежал неподвижно с открытыми глазами. Стеклянный взгляд был направлен в потолок. Он совершенно никак не отреагировал на её слова и действия, как будто её и не было.
В последнее время у Гермионы сдавали нервы. Она всё больше плакала, злость и обида буквально душили её. В себе толком не могла разобраться, постоянно поддавалась порывам, эмоциям, о трезвом уме совсем забыла. А ведь неумолимо приближались экзамены! Она, конечно, всё списывала на Милисент, но пора было, наконец, признать, что проснувшиеся чувства принадлежат ей, Гермионе Грейнджер, как бы сильно она не сопротивлялась. Бороться с неизбежным было невозможно, надо, наконец, признать это и понять, как быть дальше. Мир перевернулся. Она почти верила, что испытывает любовь, хотя ещё надеялась, что ошибается. Вдруг Драко моргнул. Гермиона тут же склонилась над ним.
— Драко, это ты? Ты меня слышишь? Если да, то моргни ещё раз.
После секундной паузы он закрыл глаза и снова открыл. Взгляд всё ещё оставался стеклянным. По щекам Гермионы потекли слёзы.
— Я знала, что ты вернешься — она крепко сжала его за руку. — Я здесь, с тобой, и я тебя не оставлю, обещаю. Мне так много нужно тебе сказать. Ты, главное, не сдавайся. Потому что я хочу снова увидеть того Драко, которого знаю я, и не знает никто — не противного мальчишку, который шагу не может ступить, чтобы не навредить кому-то, а умного, взрослого парня, способного отвечать за свои поступки, действовать в команде, и быть настоящим мужчиной рядом с девушкой. Борись, Драко, и возвращайся. Снейкиус, эта сволочь, не может победить. Не после всего, что мы прошли.
Гермиона поднесла его ладонь к губам, пытаясь улыбнуться сквозь слёзы. Вышло плохо, больше похоже на икание.
— Вот видишь, до чего я дошла. Сижу и реву, как дура. Уверена, ты бы сейчас сказал что-то вроде «Идиотка, Грейнджер, ты решила море нареветь, что ли?». Плевать. Просто возвращайся. Возвращайся ко мне.
Она больше не могла сдерживать слёз. Они потоком хлынули из глаз.
— Вернуться к тебе? Ты действительно в это веришь?
Гермиона повернулась к двери, яростно вытирая слёзы рукавом мантии.
На пороге стояла мать Драко, и смотрела на неё с неприкрытым удивлением. Но во взгляде её читалась некоторая мягкость и даже сочувствие.
— Я понимаю, — всхлипнув, ответила Гермиона, — это выглядит странно. Но мы с Драко действительно через многое прошли вместе за этот год, и это нас сблизило.
Нарцисса подошла к постели. Её проникновенный взгляд буквально вонзался в Гермиону, впрочем, агрессии в нём всё так же не было.
— Ты не думаешь, — поджала она губы, — что это иллюзия? Влияние детей основателей?
Гермиона поднялась с постели. Ей не хотелось ссорится с матерью Драко, но в последнее время она так привыкла бороться за себя, она была занята только этим, потому интуитивно сейчас заняла оборонительную позицию.
— Нет, не думаю, — твёрдо ответила она, глядя Нарциссе в глаза без страха и неуверенности, — точнее, лишь отчасти. Но у нас с Драко было и что-то своё. То, что шло только от нас.
— Допустим, в себе ты уверенна, — степенно возразила миссис Малфой, — хотя я бы, на твоём месте, сомневалась и в этом. Но Драко? Как ты можешь знать, что он чувствует?
Подойдя к сыну, Нарцисса с нежностью погладила его по голове, а потом снова спокойно посмотрела на Гермиону:
— Почему ты считаешь, что Драко испытывает то же, что и ты к нему? Вы говорили об этом?
— Нет, — призналась Гермиона, — нам не хватило времени. Но я это просто знаю, и всё. И, — она закусила губу, выдохнув, — я знаю, что мы с Драко, хоть оба и волшебники, но из разных миров. Поэтому нам будет нелегко.
— Это мягко сказано, — всё так же спокойно повела Нарцисса, — меня не радует перспектива того, что чистота крови нашего рода прервётся, хотя я не испытываю к тебе никаких негативных чувств, Гермиона. Но мой муж точно ничего подобного не допустит.
— Я верю, — во взгляде Гермионы появилась твёрдость, — что мы и с этим справимся.
Некоторое время мать Драко молчала, продолжая гладить сына по волосам. Потом, не глядя на Гермиону, спокойно сказала:
— Ты очень наивна, дитя моё. Я очень люблю сына и ради него готова на всё. Но есть вещи, которые мы не в силах изменить, правила и традиции, заложенные веками. Люциус никогда не допустит, чтобы его сын был с магглорожденной девушкой, не нарушит чистоту крови древнего рода Малфоев, из списка священных двадцати восьми семей. Это невозможно. А Драко… — она запнулась, — настоящий Драко ни за что не пойдёт против отца и семьи. Он так воспитан. Потому, если ты права, и Драко действительно испытывает к тебе чувства, это катастрофа.
— Чистота крови, — презрительно отозвалась Гермиона, — надвигается большая война. Вы об этом знаете. И Тёмному Лорду плевать на чистоту крови. Он так же жесток к своим сторонникам, как и к противникам. Жесток и безжалостен. Я такой же человек, как и Драко. Лучшая ученица школы. Я здорова, я получила хорошее воспитание, и вот уже шесть лет волшебный мир — это мой мир, главный в моей жизни. Но преградой будет лишь то, что я дочь магглов. Это глупые предрассудки. Из-за того, чиста ли твоя кровь или нет, ты не становишься дефективным, и твои дети — тоже. Вы говорите, миссис Малфой, что очень любите сына, и я вам верю. Но, в таком случае, почему вы игнорируете его чувства? Разве вам не достаточно того, что они искренни? Что у него тоже есть свои чувства, эмоции, желания? Разве этого мало? Что, если мы любим друг друга, и хотим быть вместе? Тогда вы выжжете Драко из семейного древа? Выгоните его из дома — единственного сына, которого так любите?
Гермиона умолкла и опустила глаза. Ну вот, она сделала это. Произнесла вслух то, о чём всё это время даже думать боялась. Сердце как-то странно, медленно и приглушённо, билось в груди.
На миг Нарцисса застыла, потом подошла к Гермионе и опустила руку ей на плечо:
— Значит, ты любишь Драко?
— Да — кивнула Гермиона, и посмотрела на свою собеседницу, даже глазом не моргнув.
Некоторое время, минуту или две, она наблюдала за ней, и всё это время миссис Малфой молчала, смотря в пол. Гермионе оставалось только догадываться, о чём она думает в этот момент. Когда она подняла взгляд снова, он был спокоен.
— Иди к себе, — тихо сказала она, — я побуду с сыном. Тебе нужно отдохнуть. Завтра будет очень трудный день.
Она поджала губы, давая понять, что продолжать разговор не намерена.
Гермиона бросила полный сомнения взгляд на Драко, всё ещё обездвиженного и смотрящего пустым взглядом в потолок, вздохнула и молча вышла, закрыв за собой дверь.
Ночью ей дурно спалось, снился Люциус Малфой, что бросал в неё непростительные заклятья. Она проснулась на рассвете, когда в грудь попала зелёная стрела света, огляделась по сторонам, и с облегчением обнаружила, что это был лишь сон. Она находилась в своей комнате.
Нужно было позавтракать и готовиться к экзаменам. Гермиона, тем не менее, не была голодна. Так что, взяла учебник и, после утренних процедур, села в кресло и стала читать. Она ругала Милисент, чьё вмешательство теперь вполне могло бы помешать ей сдать экзамены, боялась провалиться, как в младших классах. Милисент, словно чувствуя её гнев, затаилась, и не показывалась в зеркале.