— Все боятся за Драко, — поразмыслив, сказала она, без особых эмоций, с отрешённостью, — а я думаю, что, если у меня не получится? Я сдамся и Милисент захватит меня, а потом будет думать, как снова возродить Снейкиуса. Ведь это я ей позволю…
— Ты не позволишь, — упрямо сказал Гарри, — ты нужна мне. И Рону. И ты никогда не сдаёшься. Много чести какой-то Милисент. Даже не думай об этом, Гермиона. Не смей.
— Ты ведь тоже иногда сдаёшься — пожала плечами Гермиона.
— Да, — кивнул Гарри, — но нахожу в себе силы двигаться дальше. Потому что никто, кроме меня, не остановит Волдеморта. Если я сдамся, значит, столько людей погибли понапрасну. Я не могу себе такого позволить. И ты не можешь.
Гермиона тихо вздохнула.
Из груди Драко вырвался то ли вскрик, то ли хрип. Миссис Малфой бросилась к сыну, положив руку ему на грудь, но Драко уже затих.
Барнели кивнул Дамблдору и тот встал со своего кресла.
— Что ж, начнём обряд изгнания.
Он взмахнул палочкой и на полу появился огненный круг, который охватывал половину комнаты. Посмотрел на Гермиону и сказал:
— Мисс Гренджер, сядьте в круг. Огонь не жжёт, не волнуйтесь. И возьмите подушку, мистеру Малфою может понадобится.
Смертельно побледнев, Гермиона выполнила инструкции.
— Вам проще, чем мистеру Малфою, — продолжал Дамблдор, — ваша воля сильнее, а противница у вас более слабая, чем потомок Слизерина. Потому, пожалуйста, ищите подсказки, где бы вы не оказались. Я ни сколько не сомневаюсь, что вы поймёте, где они, и какие они.
Гермиона кивнула. Гарри заметил, что она, хоть и храбрится, с трудом сдерживает слёзы. Дамблдор, тем временем, обвёл взглядом всех присутствующих.
— Когда будет нужно, мы будем просить о помощи вас, Нарцисса и Люциус, — он кивнул притихшей на кровати Нарциссе и посмотрел на замершего у окна Люциуса, но тот даже не двинулся с места, — и вас, Рон и Гарри. Слова поддержки. Любовь — самая сильная магия.
Он красноречиво посмотрел на Гарри. Не зная, что делать, тот просто кивнул.
— Профессор Трелони, думаю, мы начнём с вас. Возможно, вас ожидает встреча с вашей знаменитой родственницей.
Испуганно пискнув, профессор Трелони подошла к кругу и застыла со стопкой старых потёртых карт в руке.
Гарри, как ни старался, не мог скрыть своего разочарования. Он больше не считал Трелони мошенницей, ведь слышал, что именно ей принадлежит пророчество о них с Волдемортом, но по-прежнему не мог ей доверять. И не мог отделаться от мысли, что Дамблдор что-то делает не так, как не старался. Тем более, от Трелони исходил привычный для неё запах хереса.
Дамблдор вошёл в круг, Барнели — следом за ним.
— Возьмите мистера Малфоя за руку, юная леди, — сказал Барнели, — а мы возьмём за руку вас и начнём увлекательное путешествие в прошлое — давнее, и не очень.
Гермиона повиновалась. Дамблдор взмахнул палочкой, а Трелони стала лихорадочно раскладывать карты на полу. Уже через несколько мгновений Малфой снова издал глухой рык, а взгляд Гермионы стал стекленеть. Дамблдор и Барнели тоже вели себя так, точно были не здесь, а где-то далеко.
Замок Хогвартс за много веков ничуть не изменился.
Гермиона думала об этом, идя вслед за Милисент. Иногда она шла быстрее, иногда приходилось замедлять темп и прятаться за статуями. Как сейчас, когда Милисент встревоженно огляделась. Наверное, она чувствовала, что за ней наблюдают, хоть Дамблдор и заверил, что это не так.
Выйдя из замка, она встревоженно взглянула в беззвёздное небо. Звёзд действительно не было, но взошла двуликая луна, которая озаряла бледным мерцанием старые тропки. Миллисент надела плащ, накинула на голову капюшон и спешно, точно убегала, пошла по узкой дорожке от замка в сторону Хогсмида.
Гермионе лишь чудом удалось не потерять её из виду, так как при виде двуликой луны она ощутила сильную слабость в ногах. К счастью, Дамблдор легонько подтолкнул её, и она тоже отправилась вперёд.
Гермиона быстро поняла, что Милисент интересует вовсе не Хогвартс. Пройдя ещё несколько метров вдоль узкой стежки, она свернула вправо. Некоторое время шла прямо, то и дело оборачиваясь, а потом, очутившись среди скромных деревянных домишек, нерешительно остановилась. Глаза её бегали, взгляд беспокойно метался. Она выглядела, как сомневающаяся в том, стоит ли совершать преступление.
Вздохнув и понурив голову, она подошла к одному из домов, на краю леса (за ним начинались непроглядные дебри) и трижды постучала. К удивлению Гермионы дверь открылась сама, без хозяина. Милисент тихо вошла, беспокойно осматриваясь.
— Она точно не увидит меня? — прошептала Гермиона, смотря по очереди то на Дамблдора, которого явно терзало любопытство, и совершенно спокойного Барнели.
— Нет, — спокойно сказал последний, — ещё нет. Можете заходить.
Они вошли. Гермиона, как и Милисент, стала осматриваться.
Комната была довольно скромной, но чистой и светлой. Посредине стоял огромный стол, застеленный красивой белой скатертью. На нем уже стояли две кофейных чашки, источая невероятный аромат. Милисент здесь явно ожидали.
— Кассандра? — тихо, взволнованно позвала она. — Простите. Кассандра? Я здесь, пришла.
Из соседней комнаты выплыла, покачиваясь, ведьма. Она была русой, с густыми волосами, заплетенными в толстую косу. Имела пышные, но привлекательные формы, элегантные руки и двигалась с удивительной грацией. На щеках, стоило ей взглянуть на Милисент, появился приятный румянец. Улыбнувшись, она показала гостье на кресло, стоящее у двери. Милисент села, Кассандра опустилась в кресло напротив неё и стала с любопытством рассматривать девушку. Гермиона неожиданно почувствовала себя крайне неуютно. Вне всяких сомнений, эти чувства принадлежали Милисент.
— Зачем же ко мне пожаловала прекрасная дочь славного Годрика Гриффиндора? — словно напевая, спросила провидица.
— Я уже писала вам об этом в письме, — уклончиво ответила Милисент, — мне нужна помощь. Пожалуйста, помогите. Кроме вас этого не сделает никто.
Кассандра буквально вонзилась в неё взглядом. Гермиону бросило в жар, но тут же по телу пробежал холод. Ужасные были ощущения.
— Рассказывайте — властно повелела Кассандра. — Не забывайте пить кофе, чем богаче будет гуща, тем богаче предсказания.
Милисент вздохнула. Она переживала сейчас настоящую бурю в душе, и это передавалось Гермионе. Каждой своей клеткой она чувствовала чужую боль и смятение.
Милисент посмотрела на свои сложенные на коленях руки, потом взяла чашку и неуверенно отпила из неё. Гермиона успела заметить краем глаза, что у Барнели на глазах выступили слёзы, пока он смотрел на гостью величайшей предсказательницы.
— Я не знаю, что со мной происходит, — Милисент удручённо покачала головой, — мне кажется, я влюбляюсь в своего врага. Он ужасен. Мы всегда ненавидели друг друга. С первого дня знакомства. Он не мог пройти мимо меня, чтобы не задеть словом. Ненавидит моих друзей. Он самый отвратительный человек на свете. Хулиган, подстрекатель, подлец. В его сердце одна злость. Но, когда я вижу его, меня кидает в жар.
— Какие интересные откровения — коротко заметила Кассандра. Милисент не сочла нужным отреагировать, но продолжала рассказ, отпивая понемногу кофе из чашки.
— Сперва я думала, что я нахожусь под действием любовного зелья. Что он, либо кто-то из его дружков, с которыми он вечно таскается, как с телохранителями, меня опоил. Но это оказалось ложной догадкой. Я всё проверила. Потом подумала, что, возможно, он тренируется на мне в заклятье Империус, потому я не принадлежу себе, когда его вижу. Я попросила профессора Саумга, преподавателя защиты от тёмных искусств, научить меня противостоять этому заклинанию, всё ему объяснила. Он научил, но сразу сказал мне, что и это моё предположение неверно, поскольку, когда на тебя накладывают это заклинание, в голове появляется пустота, а в теле — лёгкость. Мне же, наоборот, тяжело всякий раз, как я его вижу.