— Не смей!
Я говорила, что ненавижу Костиного брата? Тогда я ещё не знала, на что он способен — что сам, что его зеркальные отражения в альтернативных мирах. Он, как оказалось, способен на всё, любую мерзость, которая только придёт в его больную голову. Одной рукой он мою правую руку ломает, второй — нет, это не ласкает — он исследует то, что, как видно, решил скоро сломать.
Его нужно остановить. Нужно остановить! Остановить!
— Нет! Перестань! Отпусти!
Я рвусь из его рук — ну а он становится только настойчивей. Ломает сопротивление, едва не ломая мне кости. Горячие слёзы текут по лицу. Его рука там, где не должна быть. Пальцы — слишком много! — он пытается протолкнуть глубже, понимает, что моё тело этого не позволяет, и громко — счастливо, довольно — смеётся.
— Судьба всё-таки любит меня. Девочка, моя девочка.
— Отпусти!
Но он всё ещё хохочет, а его палец, теперь один, пытается толкнуться внутрь — и всё это настолько ужасно, что я изворачиваюсь и впиваюсь-вгрызаюсь ему прямо в шею. Мне можно — я зверь, загнанный в угол.
— Ах ты дрянь!
Он отшвыривает меня от себя — наконец-то свободна!
Спиной падаю в воду, погружаюсь в неё с головой. И на краткий миг мне кажется, что тёплая вода неглубокого озера превращается в холодную быстрину без дна, а рука, тянущаяся ко мне, мигом захлебнувшейся, похожа на другую, ту, что из реки вытащила и спасла. Иллюзия разбивается, когда не воображаемый спаситель, а самый настоящий преследователь вытаскивает меня из воды.
Мы боремся, но у меня нет и не было шансов. Замираю, прижатая спиной к его груди. Он тяжело дышит. Причина очевидна, чувствую её телом — он возбуждён. Никогда, кстати, не думала, что у него настолько большой. Становится по-настоящему страшно.
— Ты такая влажная и нежная там, — шепчет он на ухо. — Скромную девочку заводят жёсткие игры?
Бог мой. Он повторяет слова, так и не произнесённые Гором — слова из романа, из той сцены с почти изнасилованием. И действия тоже повторяет — вновь лапает, снова лезет туда, куда нельзя. Только Гор, даже грязный, без имени, случайный босяк, в фантазии автора был в разы нежней, и героиня свои «нет» шептала томно, задыхаясь от просыпающейся страсти — и, в конце концов, поддалась уговорам из милых словечек и ласковых прикосновений.
Если я и хочу стонать, то от боли. Мне ужасно стыдно и неприятно. У Саймона руки из другого места растут. Близость с Гором, раскрывшая для героини чувственный мир — фантазия автора романа, но я помню, как у меня было в реальности с Костей. Саймону до умений брата — как пешком до Луны. Всё, что я чувствую — болезненное трение и ещё более болезненное проникновение. Сжимаюсь, вырываюсь, но он сильней. Делает то, что хочет со мной, будто с резиновой куклой.
Он останавливается, но не потому, что услышал мои «нет», «пожалуйста», «перестань».
Его окликают с берега. У меня так кровь грохочет в ушах, что я даже не сразу понимаю, что там кричат. Только слышу голос — и его звучание успокаивает.
— Сейчас, — отвечает Саймон. — Закончу с ней и приду.
— Ну уж нет, оставь эту потаскушку в покое. Сейчас у нас есть дела поважней. Потом развлечёшься.
Этот голос кажется таким знакомым, но такое говорить он не может. Да и вообще, это невозможно. Мир может сдвинуться, реальность превратиться в роман, что угодно может с ног на голову перевернуться, но обладателю этого голоса нечего делать здесь!
Рвусь посмотреть, отталкиваю от себя руки Саймона. Хочу убедиться, что ошиблась. Всем сердцем хочу ошибиться.
— Судьба всё же чертовски любит меня, — говорит Саймон и резко отпускает меня.
Пользуюсь свободой лишь для того, чтобы выглянуть из-за его плеча. Смотрю на нового участника пошлой драмы, в которую превратилась моя несостоявшаяся счастливая жизнь. Смотрю долго, и сердце болит. Говорю:
— А меня, кажется, судьба ненавидит.
Саймон смеётся, но его голос звучит низко и грубо:
— Что, даже не побежишь к любимому, Сашенька?
Так он, что же, знает?
Глава 6. Не спаситель
Саймон знает меня, помнит меня — и ведёт себя со мной как жестокий ребёнок с игрушкой, устройство которой ему так любопытно понять. Без спросу влез в тело, сейчас пытается втиснуться в душу — убить в ней всё, что ещё не убил. Иначе зачем ему называть Костю — а это Костя стоит совсем рядом с нами, на берегу — моим любимым?
Внутренний голос — крутая Лекс, её интонации — издевательски хмыкает: «А что, ты удивлена?»
Нет. В отношении Саймона мне давно нечему удивляться. Брат Кости — единственный человек в моей жизни, способный вести себя так, будто его волки растили. Со мной он всегда аморальный и злой, хотя до такого — далеко за гранью приличий — не доходило. Да и то утверждать не берусь: откуда мне знать, чем закончилась та фотосессия в неглиже. В отличие от меня, мой партнёр по съёмкам был полностью обнажён, и у него крепко стояло. Ему без сомнений нравилось то, что он творил с моим бесчувственным телом.