Костя поворачивается к озеру спиной, упирается рукой в бок, лёгкий ветерок треплет его тёмный плащ и светлые волосы. В лунном свете он — будто рыцарь из сказки. Да только рыцарь не настоящий, не мой герой. До незнакомки в руках брата ему нет никакого дела. Её он не спасёт. Но если узнает меня, свою жену, пусть и бывшую, то, может, всё-таки поведёт себя по-человечески?
Абсолютная власть развращает, а здесь Костя, судя по всему, всевластный князь. Да и добрых чувств ко мне он не испытывает. Но остаётся надежда стать в его глазах человеком и получить помощь, защиту от Саймона. Я надеюсь — это всё, что мне остаётся.
Ни Саймон, ни Костя не интересуются моим мнением — моей личности для них нет, есть только тело — живой кусок плоти. Саймон только что заявил свои права на него, Костя с ним согласился, а что меня не спросили — какой разумный человек интересуется мнением вещи?
Я рабыня. Таков этот мир. Появление Саймона не перекроило сюжет, оно придало ему ускорение. Героиня в итоге тоже попала демону в лапы. Я лишь надеялась, что демон — не он. Зря, Саймону эта роль подходит как никому другому.
Он торжествующе улыбается.
— Иди к берегу. Или мне тебя отнести?
Иду первой, он — за мной. Обнимаю себя руками, но от унижения это меня не спасёт. Волосы не настолько длинны, чтобы скрыть всё.
— Ты восхитительна сзади... Ну, чего остановилась? Давай вперёд.
Плаща в воде я не нахожу, до самого берега мне нечем прикрыться.
Последние шаги я почти бегу, пытаюсь не слушать то, что он мне говорит. Горит лицо, горят уши, я до крови прикусываю язык. Не отвечу, даже намёком не дам понять, насколько болезненны для меня его скабрезные шуточки и пошлые обещания. Он такой гад. Руки сжимаются в кулаки, так сильно хочется ударить его — а он всё «шутит» и смеётся. И Костя смеётся. Они оба издеваются надо мной.
На берегу пытаюсь натянуть быстро блузку, но ткань намокает, липнет к коже — он бесстыдно комментирует всё.
Наконец одежда на мне. Всё ещё чувствую себя голой. Соски сжались, ткань липнет к груди. Не хочу думать, как выгляжу со стороны.
— Даже в борделях девочки одеваются поскромней. — Саймон безжалостен.
— Я наконец могу повернуться? — спрашивает Костя со смешком и делает это, получив разрешение. — О, она и правда весьма недурна собой.
Скрещиваю руки на груди под недовольное цоканье.
— Ты не туда смотришь, брат, — говорит Саймон. — Её глаза выше, и намного.
Ему словно любопытно, что из всего этого выйдет.
Я уже смотрелась в зеркало, так что знаю: черты лица стали мягче, щёки округлились, кожа порозовела, вернувшаяся юность изменила меня — но не настолько сильно, чтобы не быть узнанной мужем после восьми лет брака. Вот Саймон узнал меня сразу — а лучше бы не.
Костя делает шаг вперёд, касается подбородка, заставляет закинуть голову вверх. Мы встречаемся взглядами. Время будто застывает, и я ищу проблески узнавания в глазах бывшего мужа. Надежда сейчас — моё всё.
Костя — самый красивый на свете мужчина. Я влюбилась в него с первого взгляда, ещё до того, как узнала, что он за человек, и даже его имя. Меня словно ударило молнией, таким ослепительным он мне показался. Высокий, широкоплечий, с прекрасной фигурой. На лицо — будто архангел, ну или сам Господь Бог. Прошло восемь лет, Костя бросил меня, причинив невыносимую боль, но своего мнения я не изменила. Он красив, будто ангел-воитель, спустившийся с неба. Светлые волосы и тёмные ресницы и брови — с генами ему повезло. Красивые глаза, будто море, утонуть в них очень легко. Острые скулы, мужественный подбородок с чувственной ямочкой, и полные, будто карандашом очерченные губы, их слегка капризный изгиб, всегда готовый превратиться в светлую, как восход солнца, улыбку.
Его красота останется с ним даже в старости. И я не могу не любоваться им, даже сейчас, даже после всего, даже когда он смотрит на меня так, будто никогда раньше не видел.
— Красивая женщина, — наконец выносит свой вердикт Константин и отпускает меня, поворачивается к брату. — Ты был мудр, получив её от меня до того, как я увидел её глаза. Дерзкая, страстная, в постели будет огнём. Уже завидую тебе, брат. Не пообещал бы её тебе — не удержался бы.
Саймон отвечает холодно:
— Больше никогда не трогай мою вещь, если не хочешь, чтобы мы всерьёз поссорились.
Да, именно так. Это мир мужчин, здесь женщина — вещь.
Впервые понимаю, как опасны наши мечты, когда они из всего лишь фантазии превращаются в чудовищную по своей сути реальность. Мир для меня выбрал ангел, подаривший второй шанс на жизнь. Его бы винить, но я сама виновата. Разве не я мечтала о сильном мужчине, не мямле и рохле, а решительном, способном по головам идти к цели, знающем, чего хочет, и добивающемся этого любыми способами?