Это выше меня. Как же я слаба перед ним!
В войне страстей равнодушием победить Саймона невозможно. Он бы и камень смог растопить. Мы возимся на постели, он целует и гладит, дразнит и нежит меня. Не отпускает ни на мгновение, скользит большими ладонями вверх к плечам, а затем вниз через грудь к сбившейся на животе юбке. Хаотично целует, царапает кожу пробившейся на щеках за день щетиной. То лаской, то болью пробуждает меня, заставляет выбраться из кокона, в который я сама себя заточила.
В нём столько силы, а я так слаба, что инстинктивно тянусь к её источнику, то есть к нему. Разбитое в осколки сердце колотится всё быстрей — доказывает, что оно, упрямое, живо. Застывшая в жилах кровь превращается в огонь, текущий по венам. И он видит, чувствует, как я, вопреки своей воле, отвечаю на каждую, даже самую малую его ласку. Столько времени прошло с моего последнего раза, да ещё и молодое, готовое расцвести тело будоражит кровь. И я загораюсь как спичка. Мне стыдно, что я так быстро сдалась. И лицо горит, но не только смущением. Сколько ни закусывай губы — жаркое дыхание не спрячешь, сколько ни пытайся вжаться лицом в постель — рвущие горло стоны найдут способ вырваться на свободу.
Закусываю ребро ладони, но они всё равно рвутся наружу. Боль не спасает, напоминания о мерзких поступках Саймона и дрянном характере тают, как снег под ослепляющим южным солнцем. Его огромное желание увлечь меня за собой, заставить забыться жжёт поцелуями грудь, спускается всё ниже и ниже, неотвратимо. Пытаюсь оттолкнуть от себя, сохранить хоть немного достоинства — тяну его волосы, но он только смеётся и хвалит меня.
— Давай, не бойся, будь жёстче. — Не могу понять, чего он хочет. Мне ударить его?
Он не даёт мне ни шанса остаться к нему равнодушной, всеми способами распаляет меня. Злюсь на себя, на него — и горю, задыхаюсь от плавящего кости жара в крови. Извиваюсь и сопротивляюсь, отталкиваю его, а ноги всё равно развожу, и он устраивается между ними с довольным вздохом.
— Вот такой ты мне нравишься больше.
Его голос тягучий и томный. Глаза блестят в свете горящих свечей. Здесь, на кровати, не так уж светло, но полумрак скромности больше мешает, чем помогает — где Саймон глазами не видит, там трогает — беззастенчиво, нагло.
Подол расшитой вручную красной юбки уже на талии, его рука — между моих ног. И сам он там же — вклинился и расположился, будто хозяин.
Он не спешит, и это единственное, что удивляет. Сбежать или толком сопротивляться не позволяет, но в остальном ведёт себя, будто задался целью показать себя с лучшей стороны. Не знала бы я, какой он в реальности, обязательно бы поверила, что мне повезло встретить мужчину, которого больше собственного заботит удовольствие женщины. Он внимателен и даже галантен, если забыть о том, что я не могу ему отказать. Вернее, могу, но он не послушает.
Трётся носом о ложбинку между грудей, шумно втягивает воздух — ведёт себя, будто зверь. Пытаюсь от себя оттолкнуть, а он рычит — вроде как в шутку, но и диковато, будто предупреждает меня не переходить определённых границ.
— Вот. Теперь ты — это ты, а не дохлая мышь.
Бью его по спине, а он смеётся.
— Ну наконец-то воскресла.
Вновь ударяю его. Мой кулак и правда мышь против горы — его широкой мускулистой спины. Он ловит меня за руку, целует ладонь по линии жизни. У него глаза как у большого кота — щурится, смотрит на меня хитро из-под густых тёмных ресниц. Закусывает нижнюю губу, усмехается.
Он не домашняя кошка, а крупный хищный зверь — лев или тигр. Но ему, как игривому коту, нравится живая сопротивляющаяся добыча. Он любит охотиться, даже загнав жертву в угол, не имеющий иного выхода, кроме его острых клыков.
— Думаю, пора это снять, — говорит он, сминая тёмно-красную ткань в ладони, а второй опираясь о постель. При том, что сам он одет, на мне осталась лишь эта юбка.
Цепляюсь за неё, прижимая к себе обеими руками.
— Нет! Не смей!
Он опасно прищуривается. Несколько свечей одновременно гаснут, тянет гарью.
— А то что? Ты мне не дашь... её с себя снять? — Его зубы и рубашка белеют на фоне сгустившихся за спиной теней.
Не знаю, что и сказать. Он намного сильней, я не смогу ему сопротивляться, я уже и себе сопротивляться почти не в силах, но с губ срывается короткое упрямое «нет».
— О, так ты хочешь поиграть в юную девственницу, доставшуюся похотливому лорду. — Он качает головой. — Я не против. Тем более что ты и правда девственница, а я — правда лорд. Глупо было бы упустить такую возможность в наших с тобой обстоятельствах.