Щипаю его, и он ойкает. Смотрит на меня внимательно, часто дышит через нос, по виску катится капля пота. Нет, он не настолько спокоен, как хочет показать. И он не только меня отвлекает дурацкой беседой.
Откидываю голову назад, шумно выдыхаю.
Его напряжение можно потрогать. Оно во всех этих буграх вздувшихся мышц. Оно разлито в воздухе, в остром запахе его пота. Я чувствую его и снаружи и даже внутри — в твёрдости его члена. Никогда не думала, что признаю это: но терпение и стойкость Саймона меня восхищают.
— Давай уже.
— Не слышу тебя. — Он ещё и упрямится.
Смотрю на него из-под ресниц.
— У меня шея намного больше болит, — говорю честно. — Ты перестарался с отвлекающим манёвром.
— Ага.
— Да. — Я киваю.
Он опускается ниже, шепчет на ухо:
— Так это то самое «да», дорогая?
Поворачиваю голову и первый раз сама целую его. Когда он подаётся бёдрами назад и вновь толкается вперёд, закрыв глаза, слушаю свой собственный тихий стон. Мне всё ещё немного больно, и тянет, и он очень большой, и всё ещё Саймон, но сегодня он точно сможет записать меня в армию женщин, стонавших и кричавших под ним от наслаждения.
Саймон великолепен в постели.
Мы словно качаемся на качелях, толчки осторожные, ровные, но каждый — чуть сильней и резче предыдущего. Обнимаю его ногами, позволяю брать себя так, как ему нравится. За то, что так легко сдалась, потом отругаю себя. А сейчас, когда ощущение полёта становится всё отчётливее, когда кровь шумит в ушах, будто ветер, когда с губ слетают тихие стоны, а он то сцеловывает их, то глубокими поцелуями и вовсе лишает дыхания, я позволяю себе забыть обо всем, что нас разделяет.
— Как ты, милая?
— Мне с тобой хорошо.
Все наши разногласия, сложная история отношений, допущенные ошибки, его дрянной характер, мой — тоже не идеальный, всё это тает вдали. А мы взлетаем всё выше и выше. И вот я уже держусь за его плечи, чтобы не упасть вниз, вот ласкаю его взмокший затылок, вот растворяюсь в глазах, таких чёрных, что за ними — лишь тьма.
Не успеваю заметить, как всё меняется. Потому что первое, что меняется, вернее, кто — это я сама. Бездна его глаз затягивает меня, проникает внутрь и опутывает невидимыми оковами сознание. За открытыми веками Саймона теперь лишь темнота, но она меня не пугает. Меня больше ничего не пугает, даже его витые рога.
Падаю во тьму его глаз, и ночь расправляет надо мной крылья. Я парю, и моя единственная задача — удержаться над бездной. Но мне и невозможно упасть, ведь он обнимает меня, а наши тела соединены в одно целое. Я в абсолютной безопасности с ним — меня словно держат сотни рук, кожу ласкают десятки губ. И это самое необыкновенное и самое потрясающее ощущение, которое я когда-либо испытывала в обеих жизнях. У меня будто не один любовник, а множество. И они все ласкают меня.
Саймон один — но он будто везде, и реализует все свои фантазии и желания одновременно.
Это какое-то безумие. Какая женщина в силах вынести страсть больше чем человека? У меня нет сил даже стонать. Тело содрогается который раз подряд, а Саймон всё не останавливается. Из его глаз на меня смотрит бездна, и я, совершенно измученная, падаю в её темноту.
Глава 12. Претензии не по адресу
В постели я одна — это первое, что понимаю, проснувшись. Второе — все мышцы тянут, а между ног всё довольно болезненно ноет. Но этого и следовало ожидать, а вот коркой стянутая между бёдер кожа — неприятный сюрприз. Такие же пятна есть и на животе, и на ягодицах — чёрт, не привыкла к такому. А уж запах. Да уж, задаче помыться следует немедленно присвоить рейтинг номер один. Мог бы, кстати, и позаботиться обо мне — герой-любовник. Хотя бы мокрым полотенцем убрал следы того, чем мы занимались — засранец ленивый.
Стоит чуть пошевелиться, и шею сбоку, где он меня искусал, простреливает острая боль — вот же зверюга! Какой же он всё-таки...
Препротивный скрежет металла о камни обрывает ход мыслей. Замираю, будто ребёнок, свято верящий, что уж под одеялом монстр его точно не найдёт.
Теперь по комнате кто-то ходит взад-вперёд, быстро, решительно, будто зверь в клетке. Только звери обычно так не грохочут каблуками сапог, будто хотят выбить из каменного пола искры или пробить дыру насквозь. С вероятностью сто из ста там, за пологом кровати, из угла в угол мечется Саймон. Только с чего ему так злиться, когда он всё желанное от меня уже получил? Не имею понятия, но даже здесь, на постели, уткнувшись в подушку лицом, под пышным одеялом, чувствую мощь его гнева. В лучах утреннего солнца то ли пыль танцует, то ли искры, летящие от раздраженного Саймона. Во второе верится больше.