Слуги по его приказу приносят подносы с едой, красиво сервируют всё на маленьком столике рядом с нами, и Саймон — это правда происходит прямо сейчас — пытается меня покормить. Словно он умеет и хочет заботиться, что противоречит всему тому, что я о нём за все эти годы узнала.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, отводя в сторону его руку с кусочком намазанного чем-то хлеба.
Он смотрит мне прямо в лицо.
— Наконец ты со мной говоришь.
Я не хочу отвечать, да и вопроса он не задал. Между нами вновь повисает молчание. Не хочу его нарушать. Бесполезное дело — спорить с Саймоном, как-то пытаться пробиться сквозь толстенную каменную стену его даже не знаю чего: самомнения, самоуверенности, привычки брать на себя право решать за других, эгоизма.
Он возвращает хлеб на тарелку и, глядя в сторону, говорит:
— Извини меня, я сорвался.
Тишина становится вязкой, киснет на языке невысказанными претензиями и неполученными объяснениями-извинениями. Но, по-видимому, это всё, чего я достойна.
— Не уверена, что ты можешь что-то исправить своим «извини».
— Что ещё я могу сделать? — спрашивает он, глядя мне прямо в глаза. Не смущается, не краснеет. В его «извини» нет чувства вины, похоже, оно ему в принципе незнакомо. Это просто слова. Он отметил ими точку, где заигрался. Слегка заигрался. Я уверена: он считает, что вот это — слегка. Его отношение не изменится. Ничего он не собирается по-настоящему менять. Его извинения — и не извинения вовсе, а так, пустота.
— Оставь меня в покое. Сумеешь?
Единственное, чего я хочу — избавиться от его общества навсегда. Вот это решило бы все проблемы.
Он хмыкает и встаёт с маленькой скамеечки, на которой сидел подле меня. Как я и хотела, оставляет меня одну, подходит к окну. Солнечный свет обнимает его фигуру, и я возвращаю взгляд на тарелку. Там ягоды, хлеб, какой-то паштет. Рядом стоит высокий хрустальный бокал с чем-то красным, вероятно, вином.
— Я имела в виду: оставь меня вообще. Отпусти меня, Саймон. — Я готова просить. На колени бы встала, но заранее знаю, что всё бесполезно. О том, чтобы он отстал от меня, мы говорили уже сотни раз — и всегда с одним результатом.
— Не могу, — отвечает он после паузы. — Я хотел тебя позабыть, увлечься кем-то другим, пробовал много раз. У меня не получилось. А сейчас, после того, что было, — его голос теплеет, — и не получится. Ты моя женщина. Мы идеально подходим друг другу. Разве ты это не чувствуешь?
Закрываю глаза. Нас ждёт очередной разговор слепого с глухим. Хотя бы раз, всего один раз он выслушал меня — и услышал.
Всё это заведомо безнадёжно, но я всё-таки пытаюсь сказать:
— Я не хочу быть с тобой и никогда этого не скрывала. Всегда говорила и сейчас говорю тебе «нет». А ты...
Это сложно сформулировать и ещё тяжелей объяснить. Он такой упрямый, упёртый, только себя слушающий и слышащий и — точно знаю — опять ничего не поймёт, каким бы соловьём я ни разливалась. Опять будет твердить, будто тетерев: «Я молод, богат, красив, ты мне нравишься, так в чём жё дело?» А моё «нет, я тебя не люблю» вызовет лишь досадливое, раздражённое: «Так что тебе ещё надо?» — и ни капли не то что понимания, а желания выслушать и понять.
Может, я и не права. Может, люди меня осудят. Может, скажут, что тут дура — я. Но, если честно, это даже обидно.
Он выбрал меня. Но я его не выбирала.
Он тяжёлый человек, он всегда во всём прав, он невыносимо самоуверен. Он — как танк, а я — как трава. Он будто едет по мне гусеницами, вдавливает самомнением в грязь, ломает, с корнем вырывает. Ему не интересно, что думаю я. Он сам всё за меня решает. Не завидую той бедняжке, которая станет его женой. И себя в этой роли тоже не вижу.
Я не могу принять то, что он всерьёз считает, что знает лучше меня, что мне нужно от жизни. Он уже вечность пытается заставить меня принять его выбор, он решает, что мне делать с моей жизнью, кого любить, кого не замечать. Он лезет в мои чувства, планы, мечты, критикует их, пытается продавить своё мнение. Я задыхаюсь с ним, как он этого не понимает? Я — как коза на верёвочке, он тянет меня, а я упираюсь, падаю, а он всё равно тянет меня по тому пути, который для меня выбрал. И это любовь? Это забота? Он же мне даже дышать не даёт. И я пытаюсь всё это сказать, может, путано, но он даже слушать не хочет, на полуслове меня прерывает: