— Я бы никогда такое не выбрала. Это не я! — Он не верит мне, и я буквально кричу: — Это всё ангел!
Повисает вязкая тишина.
— Разноглазый? — спрашивает Саймон и повторяет мой кивок. — Тогда ясно.
Что ему ясно? Он тоже видел этого ангела? Вопросов — туча, но задать я их не успеваю.
— У тебя осознанности — ноль. Ты даже не смогла сформулировать своё желание, и потому из тебя вытащили то, что ты даже от себя скрывала — самое низменное, зато искреннее, настоящее. — Он морщится. — Ну и фантазии у некоторых. А всё недотрах. Я тебе сколько раз секс предлагал, ты вечно отказывала, а сама мечтала о том, чтобы тебя отымели одновременно в две?.. — он шипит, глотая последнее слово, то, которое я не хочу слышать. Ещё и кривится, будто не о себе, эти фантазии осуществившем, говорит.
Но как ни крути, мне перед ним до ужаса стыдно.
— А внешне такая приличная девушка с оленьими глазками.
Мог и промолчать, но он на самом деле хочет сделать мне больно. Он так зол на меня, так стыдит и в цель попадает, что в прохладной, с высокими потолками комнате мне становится нечем дышать.
Саймон рывком поднимается с кресла и отходит к кровати. Его плечи опущены.
— Это ж какой озабоченной дурой надо быть, — говорит он, не глядя на меня, — чтобы создать вот это.
Он хлопает себя по бедру.
— Ты хоть понимаешь, что натворила? — Он оглядывается, и наши взгляды встречаются всего на мгновение.
Опускаю голову. Подумаю об этом... когда-то.
— Чтобы ты понимала расклад. — Он поворачивается и смотрит на меня исподлобья. — У меня на тебя снова стоит.
Это невозможно. Он кончил менее четверти часа назад. Но одежда не скрывает, что сказанное им — чистая правда.
— Эти демонические силы, которыми ты меня одарила — какая-то жесть. Это тело всё время хочет трахаться. Это его главная цель.
Звучит угрожающе.
— А разве тебе не нужно, ну, заниматься какими-то другими делами?
Лихорадочно вспоминаю, чем там по сюжету должен был заниматься князь вне постели, и ничего, ну вообще ничего не могу вспомнить.
— Ха-ха, — отвечает Саймон с глумливой ухмылкой. — Я могу вообще из спальни не выходить. У меня нет никаких других целей, кроме как долго и сладко трахать тебя. — Он пятернёй расчёсывает волосы и выглядит взбешённым. — Ты правда считаешь, что мужики созданы только для удовлетворения баб? Что нам по жизни ничего другого не надо? Ты из тех, которые говорят: «Им всем только одно нужно»? Никогда бы не подумал, что ты такая примитивная сучка. Тебе, оказывается, только секс подавай.
У меня щёки горят, и лоб, и в горле застрял комок, который не позволяет дышать.
— Это не я. Это он, тот ангел, я не выбирала. — Голос хриплый, громко говорить не получается, но здесь так тихо, что слышно как муха летит. — Просто я...
— Ну.
— Я читала один роман.
Он закрывает глаза и шумно вздыхает. Будь я мужчиной, знаю, он бы ударил меня.
— Роман? Так это — роман? — Он смотрит вокруг, внимательно оглядывает себя, затем переводит взгляд на меня. — Господи, час от часу не легче. И где ты взяла эту... — он долго подбирает слова, прежде чем, скривившись, выплюнуть: — откровенную порнографию?
Саймон по-настоящему зол на меня. У него пугающе темнеют глаза, и воздух дрожит за спиной, обещая, увы, не громы и молнии на мою бедную голову, а кое-что пострашней — крылья, рога, хвост и умение лишать меня не то что сопротивления, а всяческого соображения.
Мне действительно страшно, пусть и ничего по-настоящему плохого до сих пор со мной не произошло. Секс с ним — это и рай, и ад одновременно. Это не мои слова — часть аннотации недочитанной книги. Если бы я знала, что со мной случится, никогда бы не открыла её.
Даже странно защищать роман, из-за которого я попала в такую передрягу, но надо же что-то говорить, как-то объясняться.
— Это любовная история с элементами эротики, а не порнография.
Сейчас Саймона надо отвлечь и успокоить, иначе понятно, чем всё скоро закончится, и не факт, что потом он захочет продолжать разговор. Он действительно зол на меня, так что страх липкой плёнкой покрывает всю кожу и от волнения мелко дрожит нутро. И хочется свести ноги, потому что в том, что со мной происходит под его темнеющим взглядом, я даже себе признаваться не хочу. Сглатываю, и говорю: