Я очень стараюсь доставить ему удовольствие. Я впервые стараюсь — не терплю, не думаю о себе, не проклинаю его. Я впервые пытаюсь отдать ему часть себя, как-то выразить безумные чувства, которые кружат мне голову. Они принадлежат Саймону, тому, который говорил об идеальной любви, а не демону, и когда я чувствую первую волну поцелуев, проходящую по моей коже, что обнажённой, что скрытой платьем, то осторожно выпускаю его изо рта.
— Пожалуйста, контролируй себя, не давай ему собой овладеть.
Боже, что я несу. Я откровенно признаюсь, что делаю это добровольно. Что дело не в демоне, а в Саймоне, и что это ему, всегда невыносимому, я тут поклоняюсь.
Я опоздала. В глазах Саймона уже темнота, а между моих ног — очень мокро от воображаемых, но таких реальных — ласкающих, целующих, дразнящих, с ума сводящих — прикосновений. А его рука — с когтями — уже в моих волосах, направляет.
Приоткрываю рот, вновь его принимаю, и в тот же миг что-то тёплое и гибкое проникает под платье, касается ноги, тёплой змеёй скользит вверх по внутренней поверхности бедра. И я знаю, что это — и что меня сейчас ждёт.
— Мне жаль, это сильнее меня, — говорит демон голосом Саймона и тут же начинает толкаться в меня.
Хвост намного уже того, что растягивает мой рот, и потому мне совсем не больно. Уже от его первых толчков так хорошо, что из глаз текут слёзы.
Отстраниться и что-то сказать я не могу: демон держит меня на волосы, заставляет двигать головой в одном ритме с собой, проникающем неуклонно, но деликатно, изгибающемся и извивающемся так, чтобы одновременно ласкать всю промежность. Кровь стучит у меня в голове, из горла рвутся жалобные, задыхающиеся, откровенные стоны.
Каждая секунда этого огромного удовольствия для меня как последняя.
Я бы хотела лишиться сознания, как прошлый раз. Но нет, он не позволяет мне этого. Я всё осознаю, каждое его движение и собственные реакции. Я совершенно не в силах ему противиться, больше того — я хочу этого так же сильно, как он. Демон делает мне так хорошо, как ни одному мужчине — даже Саймону — невозможно. Всё моё тело горит, отвечая его реальным и магическим прикосновениям. Мои стоны — в них нет ни возмущения, ни боли, а одна лишь незамутнённая, искренняя, жаждущая продолжения страсть.
Когда он заставляет меня встать, я слушаюсь, будто марионетка. Я настолько не в себе от происходящего, настолько распалена, настолько жажду продолжения, что сама поднимаю юбки. Он разворачивает меня к себе спиной, садит к себе на колени — и на твёрдый и влажный от выделившейся смазки и моей слюны член.
Он огромный, он так распирает меня, он такой, такой... В нём всё идеально, абсолютно всё — длина, толщина, гладкость, твёрдость. А Саймон, как никто, умеет пользоваться своим телом.
— Мне так хорошо. — Рот ничем не занят, и я могу наконец говорить. Хрипло, путано, искренне и откровенно. — Боже, ещё. Сай, ещё.
Он когтями разрывает на моей груди платье, и через миг сжимает грудь человеческой рукой — тёплой, знакомой, с красивыми длинными пальцами. Он жадно мнёт мою грудь, а я шумно дышу, срываясь на стоны, — ведь другой рукой он меня держит за талию и ни на миг не сбивается с ритма, толкая вверх бёдра. В этой позе проникновение такое глубокое, такое полное и совершенно с ума сводящее. Это невозможно больше терпеть, и по моему телу проходит первая волна непроизвольной дрожи. Сжимаюсь на нём, и это так восхитительно, что...
Боже, этот дикий, почти животный крик — мой? Это я могу быть такой?..
Думать не успеваю. Всё тело влажное, дрожащее, погрузившееся в животную страсть с головой. Я бы хотела оправдаться перед собой, что он меня, упирающуюся, ведёт за собой, но это больше не так — я принимаю его и сама двигаюсь навстречу каждому толчку. Я подбадриваю его, я даже кричу. Это выше меня. Это больше меня и больше Саймона, больше всего, что я когда-либо испытывала в этой и любых других жизнях.
Когда он ссаживает меня с себя, я, так резко отверженная им, обиженно скулю. Чувств так много, что слёзы брызжут из глаз.
— Потерпи, милая.
Нет, нет, это меня не успокаивает.
Передышка минимальная. Он несёт меня на руках, бросает на кровать и вновь задирает мешающую юбку. Ненавижу её, ненавижу это платье, ненавижу одежду, его и свою, отделяющую его от меня.
Он опускается на меня всей своей тяжестью, помогает себе рукой — а я, чуть ли не рыча, обнимаю его ногами за талию, тяну на себя. Смотрю в его глаза — совсем чёрные — принимая каждый безумный, глубокий, наполняющий всю меня от поджатых до боли пальцев ног до кончиков искрящихся, бьющих током волос. Подаюсь навстречу — совсем обезумела. Хватаюсь за его плечи, тянусь к нему. Неудобно, и я беру его за рога. Они — тёплые, твёрдые, и я бы подумала об этом... когда-то. Но не сейчас, когда всё, что я хочу — его целовать, ласкать его губы, делить с ним одно на двоих дыхание, когда он всю меня собой наполняет, таранит, размазывает, уничтожает, ломает меня, ломая ритм, срывая дыхание, злясь на меня и на себя, любя и восхищаясь, ненавидя и обожая. Как и он, так и я.