Стихия, несущая меня сквозь себя без всякой жалости, как листок в урагане, замирает, и весь её финальный удар обрушивается на меня. Его трясёт от напряжения, вены вздулись, лицо — маска уродливой в своей откровенности страсти. Он кончает в меня — а я сжимаюсь так сильно, что, кажется, срастусь с ним телами, никогда от себя не отпущу, сделаю своим и только своим, одним со мной целым.
Держу его за рога, за волосы, когда рога исчезают, притягиваю к себе, упавшей спиной на постель, смотрю в человеческие глаза — ошеломлённые, с расширенными зрачками, мутные и бессмысленные из-за только что пережитого наслаждения — и целую его. Кусаю за нижнюю губу, когда он не пускает, а затем пью жар с его языка, смешиваю свой вкус со вкусом его крови. Моё тело всё ещё ритмично бьётся, всё ещё пульсирует вокруг него, и он всё ещё большой и твёрдый, и я ни за что не отпущу его от себя, пока моё насыщение им не станет полным.
Он пытается отстраниться — не позволяю, вцепляюсь в него ногами, руками. Никуда его не отпущу, теперь он в моей власти.
— Ложись на меня. Хочу чувствовать тебя над собой.
Он смущён.
— Я тебя раздавлю, я тяжёлый.
— Тем лучше.
Чем лучше? Да всем. Его тяжесть реальна, убеждает, что случившееся между нами — не сон.
Прижимаюсь щекой к его колючей щеке, дышу сдавленно — он и правда очень тяжёлый, горячий, насквозь потный, остро пахнущий — ни выдохнуть, ни вдохнуть, но сейчас нельзя его отпускать. В моих руках не только мужчина, но и нить, ведущая в лабиринт забытых воспоминаний — знаю точно, что такое между нами происходило не раз, и не прошлой ночью, а раньше, когда-то очень давно. Уловить это, не потерять это чувство, эту путеводную нить очень важно — просто знаю.
Как я могла позволить себе это забыть? Как могла его потерять?
Он тихо шепчет мне на ухо:
— Лекс? Ты вспомнила, да? — и в его голосе трепещет надежда.
Глава 18. Тайны прошлого
Мне так хочется сказать Саймону «да, я тебя вспомнила», «да, знаю, мы уже были вместе», но путеводная нить к тайнам прошлого ускользает из сознания с каждым всё более спокойным и ровным вдохом и выдохом. Тело слишком быстро забывает разгоняющий тьму огонь страсти, исцеляется от любовной лихорадки и восстанавливает привычный покой. Давняя память обо мне и Саймоне вместе, и так недоступная, ещё отдаляется и будто подёргивается туманом. Как ни старайся, до нашего общего прошлого мне не дотянуться. Но я пытаюсь — будто то, что от меня скрыто — самое большое сокровище, которое никак нельзя потерять.
Тяну за нить воспоминаний ещё и ещё раз, и такое чувство, что натыкаюсь на непреодолимую стену. Кто построил её внутри меня? Я сама или кто-то? Мне не пробиться сквозь неё, но я пробую раз за разом. Начинает болеть голова, всё сильней и сильней, так что по вискам текут горячие слёзы и уже остывшими ручейками теряются в волосах.
Саймон лёгкими, как порхающая бабочка, поцелуями касается моих губ, щёк, лба, ресниц, даже кончика носа. Отстраняется — поднимается надо мной на руках, на коленях — и я теряю его, лишаюсь близости с ним. Мне остаётся лишь пустота внутри и лёгкая боль натруженных мышц, и остывающая влага, текущая по промежности. Он отдаляется от меня, и я хватаю его за предплечья, чтобы удержать рядом с собой.
Пусть я не помню, но знаю — я больше не должна его потерять.
— Сай. — Его имя — единственное, на что меня хватает. Горло сдавливает, я так волнуюсь, что не могу говорить.
Никогда не видела у него такого выражения лица. Он смотрит на меня, словно я в любой миг могу растаять прямо у него на глазах, будто, если он сильней вздохнет, меня унесёт порыв ветра. Саймон садится рядом со мной, поправляет на мне измятое, порванное на груди платье, пока я под прикрытием юбок с трудом пытаюсь выпрямить и свести вместе дрожащие ноги. Он берёт меня за руку, целует ладонь, переворачивает и проводит губами по линии жизни к неистово пульсирующим венам и тонкой коже запястья. Я совершенно потрясена и обезоружена им, его очевидной, как солнце в зените, любовью.