— Ты ещё не насытился? — ловлю его руку на груди. Прикосновения к соскам уже болезненны, и я шумно вздыхаю. — Пожалуйста, перестань.
— Не хочешь больше?
Да он издевается. Точно смеётся надо мной.
Я стекаю по его телу вниз, так что только голова остаётся над поверхностью, и поворачиваюсь, чтобы смотреть на него. Он выглядит таким расслабленным и счастливым. До сегодняшнего дня ни разу не видела его таким. Вернее, может, и видела в той, первой нашей жизни, но не помню ничего, да и для него, скорее всего, те наши счастливые дни давным-давно миновали. Он смотрит на меня, и его шутливая улыбочка не может обмануть — слишком много в его глазах чувств, следов пережитой боли и страха, что всё это рассеется, как туман.
В последнем мы с ним единомышленники. Он прекрасен, когда такой, как сегодня, сейчас. И я не хочу возвращения другого Саймона, обижавшего меня в той прошлой, проклятой жизни.
Он касается моего лица.
— Ты так прекрасна. Сейчас ты словно русалка.
— Угу. И мы в пруду.
— А ещё немного ворчунья, но тебе это даже идёт.
Он большим пальцем касается моих губ и замирает, глядя на них так, что кровь начинает стучать молоточками в ожидании поцелуя. Он действует на меня, будто афродизиак. Я уже не могу заниматься с ним любовью, я устала, да и хочу есть, так что обещанный ужин — не роскошь, а необходимость. Но когда Саймон так смотрит на меня, мысли путаются.
Хотелось бы обвинить кого-нибудь другого в том, что я настолько потеряла голову, и из-за кого — Саймона. Боже, не верится до сих пор, что я могу быть такой безрассудной, что могу настолько легко простить и забыть те ужасные вещи, которые он творил. Я должна быть сильней, умней, хитрей, но когда он так смотрит, то ломает замки, защищающие моё сердце.
Это же Саймон. Но сколько ни повторяй прежнюю мантру, больше она не работает.
Мы целуемся в этой грязной, пахнущей тиной воде. И я ласкаю его руками, пока он слизывает остатки моего сопротивления с губ, выпивает сорванное дыхание и тихие стоны. Он вновь твёрдый, напряжённый, горячий. И он хочет большего даже сейчас, после долгого безумного дня, когда я, даже поднапрягшись, не могу сосчитать, сколько раз он кончил... мы кончили вместе. Обычному мужчине, даже с самым высоким либидо, такое не под силу. И моему телу тоже уже не под силу принимать его страсть — и он это, слава всем богам, знает.
Он кончает мне на грудь и лицо. А затем втирает каждую каплю в кожу, в шею, кружит подушечками пальцев по ореолам сосков и опускается передо мной, едва удерживающейся на ногах, на колени, чтобы ласкать грудь нежно-нежно, трепетно-трепетно тёмным раздвоенным языком.
Ни рогов, ни хвоста, ни крыльев, ничего из этого я не вижу — только юркий язык, от касаний которого к груди можно кончить прямо так, и ничего другого не нужно. Я содрогаюсь, а он держит меня за талию и не отпускает — трудится над грудью, дразнит, сводит с ума.
Когда мои руки и ноги ослабевают, и вся я едва не падаю в воду, он останавливает сладкую пытку. Тьма исчезает из его глаз, лицо возвращает прежний облик, и он с нежностью говорит:
— А теперь окунись с головой.
Тёмная вода больше меня не пугает. Мне кажется, я не тону, а парю в ней.
*
Я плохо запоминаю происходящее дальше. Знаю лишь, что сижу в кресле, и молчаливая девушка умело работает с моими волосами. Я почти сплю, когда она расчёсывает меня и что-то непонятное, но приятное творит с головой. Бездумно киваю, будто игрушка на почти севших батарейках, когда передо мной проносят несколько платьев — они все красивые, и я выбираю... какое-то. Со мной говорят, меня одевают, как куклу, а я сплю на ходу. Красят мне лицо — а я лишь послушно открываю глаза и закрываю их, пока меня вновь не тормошат.
Ох, даже ресницы поднять тяжело. Идти на ужин в таком состоянии — это же пытке подобно.
— Выпей это, — говорит темнота голосом Саймона, и к моим губам прижимается край бокала. Пахнет довольно приятно, какими-то пряными травами, и я послушно делаю первый глоток.
Вкус — горький, как двойной эспрессо, и чуть кисловатый, будто кофе с долькой лимона, очень и очень приятный. Выпиваю всё до последней капли, закрыв от наслаждения глаза. Энергия мигом поднимается до максимальных значений, будто в компьютерной игрушке в мигающего красным сонного юнита закачали сто процентов здоровья. Чудотворный напиток поднимает меня на ноги, хотя я и не мечтала даже, что смогу дойти на своих двоих куда-то дальше, чем до вожделенной кровати.