Не имею понятия, куда меня Саймон ведёт. В фильмах ужасов такой путь для меня бы закончился крайне плачевно.
Глава 23. Осколок несостоявшейся жизни
Интуиция не подвела — мы приходим в тюрьму. Тут ужасно и мерзко. Люди в клетках, воют как звери, а уж какой аромат. Этой проклятой сказке чертовски не хватает нормального водопровода и канализации. Я достаю надушенный платок и дышу сквозь него. Но даже ароматы цветов не помогают скрыться от вони.
Когда мы подходим к цели нашего долгого путешествия по самому ужасному месту, которое я только видела в жизни, мне становится дурно. Там, за решёткой, находится Гор. Большой, сильный и красивый мужчина выглядит хуже, чем когда я его встретила босяком. Он избит и измучен. Посажен на цепь, и что это на нём? Кандалы? Но зачем? Эти толстые прутья никому не одолеть, если нет динамита.
Клетку отпирают, и у Саймона за спиной воздух начинает дрожать, предвещая скорое появление крыльев. Он что, собирается снова Гора пытать? Так, как тогда?
Дёргаю его за руку.
— Не делай этого.
— Ты не должна вмешиваться.
Тогда зачем ты привёл меня сюда за собой?
Он понимает без слов — но и не думает объясняться.
— Просто побудь здесь. Всё это неважно. Мы скоро уйдём.
«Уйдём из этого мира», — читаю в его глазах, но разве это оправдание для того, чтобы, играя чужую роль, согласиться не понарошку, а по-настоящему пытать человека? Каким бы фантастическим ни был этот мир, наш выбор и поступки реальны.
Пытаюсь ещё раз, тяну его за руку, прошу полушёпотом:
— Это же живой человек, и это его жизнь, а не путешествие в книгу мечты. Ты не должен играть по чужим правилам, не должен быть жестоким и злым.
Он поворачивается ко мне, бросает взгляд на брата. Саймон колеблется, но Константин говорит:
— Мой брат теперь служит не королевству, а женщине? Мне начинать волноваться за твой рассудок? Она ведьма и околдовала тебя?
Саймон решительно освобождается из моих объятий.
— Она всего лишь впечатлительная женщина.
— Тебе не стоило её с собой брать, — говорит Константин. — Ты пожалеешь об этом.
— Она ещё и слабая женщина. Я должен её защищать. Никому не могу доверять, кроме тебя. Присмотри за ней, пока я занят.
Саймон считает, что вот так меня защищает. Это сводит с ума. Не могу я молчать.
— Пожалуйста, Сай, не надо! Гор перед вами ни в чём не виноват!
— Откуда ты знаешь, в чём он виноват, а в чём — нет? — говорит Константин, а Саймон входит в клетку, не слушая мои уговоры. — Он тебе что-то рассказал, когда ты была с ним? Или ты тоже шпионка и надо тебя допросить?
— Не говори ерунды, — цедит Саймон из клетки низким голосом демона. — Никакая она не шпионка. Просто у неё нежное сердце. А вот он — шпион, и я сейчас узнаю всё, что ты хочешь узнать. Потерпи, брат.
Он уже демон и полностью обращён. Его крылья раскрыты, рога намного длиннее тех, какими я уже привыкла их видеть. Его лицо полностью черно, уродливо, ужасно. Он замечает мой взгляд и отворачивается. Мне достаётся тихое:
— И ты, милая, потерпи ещё немного.
— Пожалуйста, не надо!
Но он не слушает меня, не позволяет мне приблизиться, держа на расстоянии силой, и я бросаюсь к тому, кого Саймон даже в виде демона, возможно, послушает.
— Князь, умоляю, остановите его.
Гор вскрикивает от боли, а Константин хмыкает. Он смотрит на меня с таким презрением и ненавистью, что становится страшно.
— Ты как всегда в своём репертуаре, Сашенька. Ничего, твою мать, не меняется. То тебе жаль бродячих собак, то ты слёзки льёшь из-за вообще чужого тебе человека. Или не такого уж и чужого? Так за полгода оголодала без мужика, что ноги перед первым встречным развела?
Гор стонет мучительно громко, а я забываю дышать, но не из-за рвущего сердце сочувствия. Князь Константин оказывается таким же пришельцем в этом мире, как и мы с Саймоном. Он всё знает. Он — тот самый Костя, мой бывший муж.
Он знает и позволяет всё это?
Никогда не замечала в Косте такую жестокость. К Гору, ко мне, даже к собственному брату, которого он заставляет творить ужасные вещи.
Гор болезненно стонет. У меня текут слёзы. Пытку надо любыми средствами остановить. Это самое важное, остальное — потом.
— Это же живой человек. — Я касаюсь края Костиного рукава. — Пожалуйста, останови брата. Прекрати это всё!
Костя закатывает глаза и долго шумно выдыхает.
— Как же долго до тебя доходит. Здесь всё не настоящее, и это не человек. Это всего лишь осколок несостоявшейся жизни, чьё-то отражение, условность условного мира. Понимаешь меня?
Он смотрит на меня. Его верхняя губа дёргается, будто он меня презирает, глаза сужаются, будто ему противно на меня смотреть.