Я тоже кричу, словно это меня убивают. Мне вторят все эти безумцы, заточенные в камерах, мне вторит хрипящий, едва не потерявший из-за пережитой пытки сознание Гор.
На помощь никто не придёт. Стража осталась где-то там, далеко. Костя сказал, что для допроса шпиона нам свидетели не нужны. Ни у кого не возникло вопросов, зато сейчас есть ответ: стража не допросу мешала, а заранее задуманному убийству.
Пока оно Косте не удалось, но он очень старается преуспеть. Он бьётся так, будто это настоящий ангел сражается с демоном. Он атакует, хотя Саймон лишь защищается. Демон помнит, что противостоит брату. Ангел рубит мечом без капли жалости, с очевидной целью убить. Яркий свет, исходящий от него, никого не обманет — сразу ясно, кто из них полон жажды убийства и ненависти.
Что Костя всё знает, Саймон понимает намного быстрее меня.
— Что ты творишь? — рычит Саймон. — Я не дам тебе её убить. Остановись! Нам нельзя никуда уходить. Она наконец-то моя. Она меня вспомнила!
— Вспомнила сейчас, вспомнит и в новом мире. Не собираюсь здесь оставаться даже лишней минуты, в этом средневековом аду!
Пылающий меч сталкивается с клубящимся тьмой трезубцем, и синие искры летят во все стороны, сверкающим облаком оседают на пол. Одна падает мне на руку и оставляет булавочного размера ожог.
— Но почему? Перед тобой целый большой мир, и ты не последний в нём человек. Наслаждайся!
— Достало жить вашей жизнью!
— Так живи своей! Живи, как нравится! — кричит Саймон. — Чего к нам прицепился?
— Не могу. Это же ты вернул меня к жизни, ты нарушил закон из-за этой плаксивой дряни. И я теперь привязан к вам, как собака.
— Она всего лишь пожалела, что ты умер таким молодым.
Костю аж корёжит от этих слов. Сияние, исходящее от него, слепит глаза даже сквозь закрытые веки.
— Пусть себя бы жалела. Мало жалела. Влезла, как всегда, куда не просили со своей дебильнейшей добротой!
Саймон пятится, отбивая каждый удар, отходит вглубь коридора, и Костю уводит за собой.
— Иди сюда, Лекс, — слышу я из клетки. Гор смотрит на меня страшными глазами, лицо залито кровью. — Иди скорей сюда и закрой за собой дверь. Или твой мужчина погибнет из-за тебя.
И тут до меня доходит. Саймон Костю уводит, отвлекает, делает, что угодно, чтобы я успела сбежать. На коленях ползу в клетку к Гору, закрываю дверь и просовываю сквозь прутья засов. Для всесильного ангела толстый тяжёлый металлический прут, наверное, не прочней зубочистки, но я не буду думать об этом. Я не могу даже мысли допустить, что он победит.
Мне кажется, или я слышу «спасибо»?
Звуки боя доносятся до нас, как и их громкий спор.
Получается, я виновата перед обоими. Это я попросила Саймона спасти брата. Мол, и не жил толком, и умер таким молодым, и... о чём я тогда только думала? Я не помню. Я даже не знаю, что правда это просила, но верю, что в дурную голову мне бы такое точно пришло.
— Я не хотела. — Сижу на коленях и плачу навзрыд. — Я не хотела такого, я не хотела! А теперь они в ловушке и ненавидят друг друга из-за меня. Убивают друг друга из-за меня.
До нас доносится громкий крик и шум ударов — сражение разгорается, а не стихает. Надежды на примирение нет.
У меня в руке нож, тот самый кинжал, который Костя выронил, когда Саймон встал перед ним, защищая меня собственным телом.
Костя сказал, что каждый раз, когда я умирала, для нас всех начиналась новая жизнь. Я смотрю на кинжал, и у меня руки дрожат мелкой дрожью. Резать, кажется, лучше вдоль вен.
Я поднимаю голову и внимательно вслушиваюсь в каждый чудовищный звук. Надежды, что они остановятся в ближайшее время — никакой. Увы, они всё ещё убивают друг друга.
Каждый должен нести ответственность за свой выбор. Выдыхаю и приставляю острое лезвие к сгибу локтя. Там точно проходит вена, а потом идёт вниз, к запястью. Я потерплю. Это дело минут, и всё будет кончено. И, как Костя сказал, для нас всех начнётся новая жизнь, и даже если я всё забуду, то Саймон не будет мучиться от того, что брата собственными руками убил.
Гор изломанный, не имеющий сил подняться, хватает меня за руку своей, в кандалах.
— Не смей.
— Я виновата. — Решение принято, и я от него не отступлю. — Я всё обнулю, и мы пройдём свой путь заново.
— Ты снова забудешь его, — говорит Гор, будто что-то понимает в наших делах.
Я, может, тоже не всеведуща, но ему-то откуда знать?
— Убери руки.
— Ты разобьёшь ему сердце. Он будет помнить, как нашёл тебя и вновь потерял. Он возненавидит собственного брата.