— Это будет большая честь для меня, — ответил я.
— Я тебе больше скажу: не сегодня, и даже не завтра мы осознаем всю ценность проделанной тобой работы. Ты не просто нашёл похищенных детей — возможно, ты раскрыл планы Священной Римской империи, направленные против России.
Милютин тяжело вздохнул, немного помолчал и продолжил:
— Вот я сейчас говорю «возможно», но понимаю, что, скорее всего, так оно и есть. То, что ты уже рассказал, поражает размахом, но думаю, после допроса поляка мне придётся удивиться ещё сильнее. Есть такое ощущение.
Мне было нечего на это сказать, я лишь стоял и слушал.
— Нам предстоит очень много работы, — сказал генерал КФБ, возвращаясь за стол и подавая мне знак, чтобы я тоже присел. — Помимо радости, что нашлись наши дети, мы получили большую головную боль. Просто огромную. Бросить детей мы не можем. А как их вытаскивать — непонятно. Я даже не представляю, с какой стороны подходить к решению этой проблемы. И это я сейчас говорю лишь о детях и о том, как их вытаскивать. Я молчу о цели, ради которой были созданы все эти центры. На эту тему я пока даже думать не готов.
— Но ведь вы что-нибудь придумаете?
— А куда мы денемся? Бросить детей мы не можем. Только вот придумать надо что-то железобетонное, что поможет нам спасти ребят, а не погубить их. Обратиться к немцам и сказать: «Верните наших детей» — не вариант. Они будут всё отрицать.
— Да как можно такое отрицать? — удивился я.
— Эх, мальчик мой, — Милютин вздохнул. — Это уже не просто похищение, это международный конфликт, это геополитика, в ней зачастую отрицаются более очевидные вещи. На нашу претензию, если мы её предъявим, немцы разведут руками и в течение суток перевезут детей в другое место. Если уже не перевезли после вашего побега.
— С нашего центра могли перевезти, — согласился я. — . Но с остальных не должны. Мы сделали всё, чтобы похищение Яроша обыграть как его убийство.
— Это очень хорошо. Тогда есть шанс, что в остальных трёх центрах дети останутся. Если твой поляк знает, где эти центры расположены, это увеличит наши шансы вытащить оттуда ребят. Только вот время сейчас очень неудачное. Два года назад мы бы не задумываясь провели спецоперацию по спасению, учитывая, что центры расположены в Польше. А сейчас это будет сложно. А если уж говорить откровенно — невозможно. Значит, будем искать другие варианты.
— А они есть?
— Очень надеюсь что есть. Александр Петрович решал проблемы и посложнее. Все надежды на него.
Милютин замолчал. Мне показалось, что он хочет мне что-то сказать, но ещё не принял решение, стоит ли это делать. В итоге он произнёс:
— Сложные сейчас времена, Рома, очень сложные. За время твоего отсутствия изменилось многое. Россия сейчас не та, что была полтора года назад. Много сил уходит на противостояние с Петербургом, на поддержание безопасности внутри страны. На меня за последние полгода было совершено два покушения. Оба раз работали дилетанты, но всё равно неприятно. А некоторые наши агенты погибли.
— Я, когда до Вас не дозвонился, сразу понял: что-то не так.
— Номер, что я тебе давал, совсем недавно пришлось заблокировать. Обычно такие номера живут не дольше трёх месяцев — этот так долго мы держали только для тебя. Но ты молодец — нашёл выход.
— Правда, пришлось разбудить Фёдора Сергеевича.
— Я думаю, он это пережил, — с улыбкой сказал Милютин и уже более серьёзным тоном добавил: — Кстати, поляка, которого ты привёз, уже привели в чувство. Даже ноги ему нарастили в знак доброй воли. Надеюсь, он владеет нужной информацией и пойдёт на сотрудничество. Сегодня вечером или ночью буду лично его допрашивать.
— А Агнешку разморозили? — спросил я, и поймав недоумённый взгляд Милютина, пояснил: — Так внучку Воронцова в том центре звали.
— Разморозили. Сейчас проводят курс реабилитационных процедур. После обеда ей и твоей подруге будут восстанавливать память. А теперь, что касается тебя.
Милютин сделал паузу, будто давал мне время сосредоточиться и подготовится к приёму важной информации, после чего заявил:
— Мы накидали тебе легенду, чтобы ты мог вернуться к обычной жизни и в первую очередь к занятиям. Будешь всем говорить, что тебя полтора года прятали по программе защиты свидетелей.
— И это вся легенда? — удивился я.
— А чем она тебе не нравится? — удивился в свою очередь Милютин. — Чем проще легенда, тем меньше шансов с ней проколоться.
— Но хотя бы можно узнать, чего я свидетель? Вдруг кто-то спросит.
— А это никого не касается. Если кто-то спросит, отправляй этих любопытных ко мне. У меня есть эликсир, помогающий избавиться от излишнего любопытства.