Служащий гостиницы привел нас к нашей вилле, которая представляла собой огромный, изыскано украшенный розовой лепниной дом с опоясывающей его верандой. Мы вошли внутрь, и он заверил меня, что наш багаж и весь алкоголь, который я затребовал, доставят в ближайшее время. В нашем распоряжении имелся дворецкий, от услуг которого я сразу отказался. Я хотел побыть в одиночестве. Я даже не был уверен в том, хочу ли я, чтобы Одри находилась здесь со мной прямо сейчас. У меня было стойкое ощущение, что она собиралась сказать мне то, что я не хотел бы слышать снова.
— Потрясающе, — сказала она, обходя дом. — Как красиво.
Я посмотрел на нее. Она была одета в юбку и безрукавку, рисунок в верхней части которой повторял рисунок на юбке, а ее волосы были собраны на затылке в низкий хвостик. Она выглядела так легкомысленно, молодо и так красиво, что это резало меня по живому.
— Одри, — обратился я к ней, и она взглянула на меня. — Так не может продолжаться. Ты должна сказать мне, что происходит с тобой.
По ее лицу пробежала тень.
— Джеймс... давай просто переживем сегодняшний день. Так много всего происходит.
— Ты снова получила известие от своей матери?
— Нет, — ответила она. — Но знаю, что обязательно получу.
Я протянул свою руку и взял ее за руку, засовывая свою уязвленную гордость куда подальше.
— Я помогу тебе с ней. Ты же знаешь, что помогу.
Хотя она и улыбнулась мне, но при этом быстро выдернула свою руку из моей.
— Я должна сделать это сама.
Я разочарованно вздохнул.
— Мы снова еще раз возвращаемся к теме ковбоя?
— Вроде того — ответила она и сделала шаг назад.
Между нами сейчас словно разверзлась пропасть. Даже если бы я протянул руку, то не смог бы дотянуться до нее.
— Я собираюсь исследовать оставшиеся места, которые еще не осмотрела, а потом быстренько приму душ, — сказала она, и тут же ушла.
После этого в дверь позвонил дворецкий, доставивший алкоголь, который я заказывал. Его появление было единственным положительным моментом до сего времени за сегодняшний день. Единственным.
Десять минут спустя Одри позвала меня из спальни. Я вошел, сжимая в руке стакан с бурбоном. Я не был уверен, готов ли прямо сейчас столкнуться с Одри в образе Джекила или Хайда (прим. ссылка на героя повести Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»).
Войдя в комнату, я остановился, как вкопанный. Она расположилась на кровати полностью обнаженной, ее великолепное тело было передо мной как на ладони.
— Я помню, что ты сказал, что не хочешь воспользоваться всем спектром моих услуг.
Она посмотрела на меня и провела рукой вдоль своего тела, едва касаясь своей груди. Ее соски были твердыми и торчащими.
— Ты не пересмотришь свое решение?
Я ошеломленно смотрел на нее, а потом сделал глоток бурбона.
Это будет долгий день.
— Одри, ты что, издеваешься надо мной?
Она тут же села, как будто мой тон был для нее неожиданностью.
— Нет.
— Ты думаешь, я захочу заняться с тобой сексом? Прямо сейчас? После того, как ты себя вела?
Она скрестила руки на груди, пытаясь прикрыть свою наготу.
— Я подумала … Я думала, что это было бы неплохо, будто бы мы вернулись к тому, как это и должно было быть.
Она посмотрела на меня с вызовом.
— Запрашиваемые услуги и оказанные услуги. Ты же платишь за это, помнишь? — спросила она.
Холодная ярость накатила на меня, я должен был побороть ее, чтобы успокоиться. Мне хотелось разбить стакан, который я держал в руке. Мне хотелось услышать, как он треснет и разобьется, но я остановил себя. Один из нас должен был вести себя как взрослый.
— Одри, — сказал я, стараясь удержать голос под контролем. — Ты считаешь, что я плохо с тобой обращался?
Тут же румянец начал заливать ее шею. Она схватила одеяло и обернула его вокруг себя, словно пыталась отгородиться от меня. Мне показалось, что я увидел вспышку грусти и сожаления в ее глазах, но это было только на мгновенье.
— Нет, — ответила она.
Ее голос был напряженным, словно она усиленно пыталась сохранить его ровное звучание.
— Тогда почему ты делаешь это со мной? — спросил я.
Она вздрогнула.
— Я не делаю это с тобой, Джеймс. Я делаю это для тебя.
Она выглядела так, словно вот-вот расплачется, но при этом она по-прежнему хотела, чтобы ее слова звучали дерзко.
— Одри, какого хрена это вообще все значит?
Ее лицо на секунду исказилось, а затем она стала выглядеть грустной и расстроенной.
— Я имела в виду то, что я сказала уже тебе прошлым вечером. О том, что люблю тебя, — сказала она надтреснувшим голосом, — Но мне жаль, что я это сделала.
Я присел на кровать, и, сделав еще один глоток своего напитка, посмотрел на нее. Одри снова теребила колье, и я решил, что это знак. Знак быть смелым.
— Ладно, будет хреново, если до тебя это не дойдет, потому что я тоже тебя люблю.
Не глядя мне в глаза, она потянулась ко мне и взяла меня за руку, вцепившись в нее с каким-то отчаянием.
— Боже, Одри, — сказал я, бережно держа ее на своих коленях. — Ты не должна плакать.
— Но я уже, — простонала она, высморкавшись, и тут же привалилась к моей груди.
— Тот факт, что мы любим друг друга, — сказал я, смакуя каждое слово. — Это же хорошая новость. Нет повода впадать в истерику.
Я пробежался руками вниз по ее спине, испытывая восторг и облегчение, что она снова вернулась в мои объятия, и воздвигнутая ею между нами стена, наконец, рушится.
— Но ты не можешь любить меня, — сказала она, высморкавшись снова. — Это все разрушит.
— В каком это хреновом мирке «это все разрушит»?
— В твоем, — произнесла она. — В твоем закрытом мирке. Нет, подожди. В моем.
Я глубоко вздохнул и притянул ее ближе.
— Пожалуйста, не могла бы ты начать формулировать свои мысли более понятным языком? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Она вздохнула и устроилась поближе ко мне.
— Джеймс, я люблю тебя. Я постараюсь.
Она взглянула на меня, на ее лице отражалось желание быть честной и почему-то страх.
— Я тоже тебя люблю, — сказал я.
Было здорово произнести эти слова вслух. Ощущение радости наполнило каждую мою клеточку, и я, обняв ее, притянул к себе. Глаза Одри все еще блестели, наполненные слезами, но ее лицо уже выглядело более счастливым. Я наклонился и поцеловал ее, мои чувства к ней были всепоглощающими и сильными.
Она почему-то отстранилась.
— Что? — спросил я. — Почему ты отдаляешься от меня?
— Я не хочу, чтобы ты любил меня.
— Какого черта? — рявкнул я.
— Потому что я не достойна тебя, Джеймс. Я не могу быть с тобой.
— Конечно, можешь.
Она покачала головой.
— Я — эскорт, Джеймс. Это модный термин для слова «проститутка», так, на всякий случай, если ты не знал.
— Я точно знаю, кто ты. Я не могу заботиться о тебе меньше, чем ты заботишься обо мне.
— Ладно, рада за тебя, — сказала она, отодвигаясь от меня чуть подальше, и вытирая глаза. — Я полагаю, что у твоей семьи на этот счет другое мнение.
— Рад за них. Они могут мне позвонить и выразить свое недовольство по этому поводу. Поверь мне, я бы не стал отвечать. Они могут идти куда подальше, выражая свое несогласие на мою голосовую почту, которую я никогда не проверяю.
Она вздохнула, и этот вздох говорил о том, что она сильно расстроена.
— Я думаю, что ты не понимаешь все до самого конца.
— А ты понимаешь? — спросил я, бросая ей вызов.
— Я понимаю, — ответила она, спокойно глядя на меня. — И сколь угодно разных способов решения я бы себе не представляла, ничего хорошего не получается.