Да, общество не может состоять только из лидеров, в нем должны быть люди ведомые. Однако, по Гегелю, феноменологию духа надо прострадать. Одно дело сознательный выбор. И другое, когда люди следуют указке подобно стаду овец, бегущих за бараном. В каждом из нас сидит сверх-я, инструктор или инспектор, который корректирует наши решения. Он есть всегда, идешь ли ты на митинг или целуешься в постели. Но одно дело, когда человек вступает в диалог с этим инспектором, и совсем другое — когда инспектор восседает в пространстве личности на некоем троне и, словами Галича, «знает, как надо», а человек забывает о его существовании. Отсюда и стремление сидеть в воньком уюте, страх войти в открытую дверь, где ты ответчик за собственные решения. Манкуртное поведение освобождает от ответственности — оно же освобождает и от комплексов неполноценности. Дает защитный слой. Мы как все, даже лучше всех. Вот простой ключ к очарованию национализма. Мы правы, потому что мы русские (евреи, украинцы и т. д.), а они не могут быть правы, потому что не русские (не евреи, не украинцы…) А ведь комплекс неполноценности, по Адлеру (один из последователей Фрейда), — двигатель развития личности. Он защищает ее от опасности ограниченности, самонадеянности, от «я знаю, как надо».
Какой здесь может быть прогноз? Узловые этические проблемы отечественной культуры, я имею в виду традиционную русскую культуру, сосредоточены вокруг боли человеческой, того, чтобы понять, пожалеть, со-страдать. Мы привыкли быть страдающим обществом. Проводились эксперименты с шестилетками: выяснилось, что дети явно со-радовались успеху, победе другого. В семь лет девочки перестали со-радоваться, мальчики еще некоторое время продолжали… А потом они могли сострадать, помогали в беде, но во втором-третьем классе не осталось уже никого, кто мог бы радоваться успеху другого человека как своему. Люди могут сострадать, а сорадоваться только ангелы, сказал один немецкий поэт. Ангелы, подобные Янушу Корчаку, сказавшему: «Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается», — предвестники, я на это надеюсь, культуры достоинства.
P.S. «Не думаю, чтобы мысль о продолжении жизни целого „человечества“ могла бы успокоить личность. Ведь все наши интересы, все связано с личностью именно потому, что мы живем мыслью… Далее, ведь если гибнет личность, то гибнет и „человечество“, потому что и его дорогая нам сторона того же характера, что и дорогая сторона личности. Кроме того, совершенно одинаковы условия, указывающие нам на гибель личности, как и на гибель „человечества“, или масс организованных. Все дело лишь в численных отношениях, но они уже теряют значение, раз мысль уже привыкла орудовать с численными отношениями».
В.И.Вернадский. Дневники.
Автора представляет переводчик
Если бы Хайнлайн стал президентом
Удивительно, как быстро советские издатели и читатели признали Роберта Хайнлайна. Впрочем, стоит ли удивляться: когда в 1987 году «Локус», ведущий информационно-критический журнал США, освещающий новости и проблемы фантастики, опубликовал результаты опроса читателей, Хайнлайн был признан лучшим писателем-фантастом за всю историю существования жанра, причем с колоссальным отрывом по числу голосов. Ранее подобный опрос проводился в 1973 году — результат был тот же.
Более удивительно, скорее, то, как долго этого писателя, издаваемого и читаемого во всем мире, не признавали у нас. Хотя, наверное, тоже все понятно. Любое произведение Хайнлайна это — яркая, нередко категоричная иллюстрация его убеждений, которые, надо сказать, довольно часто не совпадали с представлениями нашей литературно-переводческой номенклатуры.
Теперь этих «критиков» не вспоминают, а Хайнлайна, к счастью, печатают и читают. Однако мне всегда было немного жаль тех, чье детство и юность прошли без его замечательных книг.
* * *Роберт Ансон Хайнлайн родился 7 июля 1907 года в городке Батлер, штат Миссури, в семье, где, кроме него, было еще шестеро детей. Закончил школу в 1924 году, два года проучился в университете Миссури, затем поступил в Военно-Морскую Академию в Аннаполисе. С 1929 года служил на флоте, но был уволен в запас по состоянию здоровья. Однако сидеть без дела он не мог просто по складу характера и в 27 лет поступил в Калифорнийский университет, где изучал математику и физику. В предвоенные годы ему довелось перепробовать множество профессий — приходилось заниматься и продажей недвижимости, и политикой, работать в добывающей промышленности и в строительстве, так что в литературу он пришел довольно поздно — первый его фантастический рассказ «Линия жизни» увидел свет только в августе 1939 года.