Он отпустил пружину соединителя, и плечевой сустав с глухим стуком встал на место. Отлично.
Когда прибор был отсоединен, Эндрю спросил:
— А ты сам-то как умудрился уцелеть? — едкий тон вновь вернулся к нему.
— Меня выбросило через переборку медкабинета в отделение, полное мехов. Мне просто повезло, и благодари Бога, что мне повезло. Иначе ты бы сейчас корчился от боли.
— Ничего подобного, — гордо возразил Эндрю. — Пора бы тебе знать — это не в моих правилах.
Павел озадаченно посмотрел на него. Одним из побочных эффектов болеутоляющего была, как гласили справочники, мания величия. Кажется, это самое у Эндрю и началось.
— Взгляни-ка, — продолжал Эндрю, — видишь вон тот черный чемодан?
Павел перевел взгляд и заметил темный квадратный кейс, на который едва не наступил, обходя койку. Он поднял его. Кейс для своего размера оказался чересчур тяжелым.
— Там комбинированный замок. Нажми пять, два, пять, один, четыре.
Осветив замок фонарем, Павел набрал названный код, и крышка поднялась. Кровь застыла в его жилах.
— Догадался, что это за штука, да? — с торжеством спросил Эндрю.
— Да. — Павел почувствовал, что горло стало таким же сухим, как ветер в дюнах за переборкой. — Конечно, ты должен был таскать его с собой. Это Легкий Выход.
Маленький гладкий цилиндр из пластила[1], не толще и не длиннее предплечья, с белым колпачком на одном конце, покоящийся на амортизирующей подушечке из красного бархата, стоил, наверное, не меньше половины самого «Пеннирояла».
То была «разрешенная законом» модификация более раннего прибора, который пришлось запретить, поскольку, кочуя с планеты на планету, он убивал пионеров космоса, приходивших в отчаяние от попыток преодолеть бесчисленные проблемы, возникавшие во враждебном мире. На ранних образцах этой машины были нажиты целые состояния: поселенцев соблазняли воображаемыми мирами, такими прекрасными, что люди с радостью готовы были умереть с голоду, лишь бы снова и снова переживать иллюзорные удовольствия.
Когда использование машины приобрело характер эпидемии, правительство Земли издало, наконец, закон — как всегда, компромиссный. Запрещалось не производить, а только покупать и использовать эти машины. Исключение делалось лишь для тех, кто выполнял опасное, связанное со смертельным риском задание. На практике же это означало, что машины покупали космические туристы, правительственные чиновники, руководители космических линий. То есть те, кто готов был выложить круглую сумму.
Это могло быть все что угодно. Буквально все.
В принципе, в машине была заложена гуманная идея: что может быть более жестоким для находящегося в сознании живого существа, чем понимание неотвратимо надвигающейся смерти? Когда нет надежды на спасение — лучше уж закончить свои дни в неомраченной радости!
Прекрасно.
Но в тот момент, когда человек нажимал на колпачок, он совершенно определенно совершал самоубийство. В коре головного мозга прожигались новые нейроканалы, и пути назад не было.
Павел захлопнул крышку, защелкнул замок и осторожно положил кейс на полку, так, чтобы его не мог достать Эндрю.
— Эй, ты чего? — закричал Эндрю. — Тебе ведь известно, что это за штука? Ты что, не знаешь, как ее включить?
— Знаю.
Павел отвернулся, направил луч фонарика на медицинские принадлежности и занялся единственно важным делом — отбором необходимого для завершения операции.
— Давай, включай!
— Заткнись! — Его испугала собственная ярость — доктору негоже так разговаривать с пациентом. — Или я тебя заставлю замолчать!
Он схватил инъектор — не местной анестезии, которая нейтрализует болевые точки, а общего действия.
— Подлец! — засипел Эндрю. — Ты дьявол! Ты…
На последнем слове его голос утих. Глаза, блестевшие в бледном свете фонарика, закрылись, и через несколько секунд Эндрю обмяк.
«Так, во всяком случае, милосерднее…»
Но когда Павел снял одеяло и механически занялся очисткой тела Эндрю от экскрементов и засохшей крови, он понял, что это неправда. В его поступке было такое же насилие, как если бы он ударил Эндрю в челюсть.
Как бы в наказание за то, что поддался гневу и страху, Павел с особым тщанием провел дезинфекцию, выполняя вручную самую неприятную работу, которую в другое время доверил бы прибору, будь таковой в исправности после катастрофы. Вскоре он ощутил, что действие стимулятора проходит, но со второй дозой решил повременить до обеда.
На данный момент он сделал все, что мог: Эндрю был в паутине медицинских приборов. Приборы успокаивали боль, абсорбировали шлаки прямо через кожу, выводили продукты деятельности желудка и мочевого пузыря и страховали раненого от малейшей опасности гангрены. Если спасатели явятся в течение пятнадцати дней, Эндрю не просто выживет, но будет в достаточно хорошем состоянии, чтобы перенести серьезную операцию позвоночника и вернуть себе способность двигаться. Павлу было чем гордиться; к тому же он не мог воспользоваться большинством приборов из-за того, что сомневался в их исправности.