Кэтрин не имела ни малейшего понятия, куда идти, но сообразила, что не может оставаться тут вечно, а потому, бросив прощальный взгляд на свою старую оболочку, выползла из пещеры в коридор. Здесь она заколебалась, какое направление избрать, не зная, куда ей разрешено идти. В итоге она решила, что не стоит искушать Гриауля, и двинулась в сторону колонии, считая, что поможет филиям отстроить ее заново, но не сделала и десяти шагов, как услышала голос Молдри.
Он стоял у входа в пещеру, одетый точно так же, как в ночь их встречи — атласный сюртук, рубашка с брыжами, рейтузы, трость с золотой рукоятью. Когда она приблизилась, на его морщинистом лице заиграла улыбка, и он кивнул, как будто одобряя ее возрождение.
— Не ожидала встретить меня? — спросил он.
— Я… не знаю, — пробормотала она. — Там, в горле… был ты?
— К твоим услугам, — заявил он и поклонился. — Когда все успокоилось, я велел филиям отнести тебя сюда. Вернее, я исполнил повеление Гриауля. Ты заглядывала в карман рубашки?
— Да.
— Значит, камушки нашла? Хорошо, хорошо.
— Мне показалось, я видела тебя, — произнесла она после паузы. — Несколько лет назад.
— Разумеется. Вернувшись к жизни, — он взмахом руки указал на пещеру, — я понял, что отныне ты обойдешься без меня. Мое присутствие было бы для тебя помехой, так что я спрятался среди филиев и коротал дни в их обществе, зная, что когда- нибудь тебе понадобится моя помощь. — Он прищурился. — Тебя что-то тревожит?
— Я не в состоянии всего этого постичь, — произнесла она. — Мне чудится, я стала совсем другой.
— Разве? — спросил он. — Ты ощущаешь себя другой, а что в действительности? — Он взял ее за руку и повел прочь от колонии. — Ты привыкнешь, Кэтрин, уверяю тебя. Твои чувства мне знакомы, я сам испытал их при первом пробуждении. — Он развел руки в сторону, как бы приглашая ее обследовать его. — Ну что, по-твоему, я не тот старый глупец, которого ты знала?
— Вроде тот, — ответила она сухо и, помолчав, спросила: — Филии… они тоже?..
— Возрождение даровано только избранным. Филии же получают иное вознаграждение, суть которого мне не известна.
— Ты называешь это вознаграждением? Выходит, быть игрушкой Гриауля — награда? Тогда скажи, что мне еще предстоит? Может, я должна установить, когда он собирается опорожнить кишечник?
— Еще? — Молдри остановился и нахмурился. — Ты вольна в своих поступках, Кэтрин. Я догадывался, что ты хочешь уйти, но решать, разумеется, тебе. На те самоцветы, которые я тебе дал, ты сможешь жить, как только пожелаешь.
— Я могу уйти?
— Совершенно верно. Ты осуществила свое предназначение, и тебя отпускают. Ну как, ты идешь?
Язык не повиновался Кэтрин, поэтому она просто кивнула.
— Что же, — он снова взял ее за руку. — Тогда тронулись.
Они миновали пещеру, за которой располагалось горло дракона, и вышли в него, и всю дорогу Кэтрин чувствовала себя так, как человек (если верить молве), которого приговорили к смерти: перед ее мысленным взором пронеслась вся долгая жизнь внутри дракона, побеги, исследования, охотничья экспедиция, Джон и то, что было с ним связано, нескончаемые часы у сердца Гриауля… Она и впрямь ощущала себя осужденной на смерть, ибо ей мнилось, что жизнь вне Гриауля будет для нее разновидностью загробного существования, настолько она от нее отвыкла. Кэтрин с изумлением осознала, что возвращение в мир людей пугает ее, что то, к чему она так стремилась, сейчас таит угрозу, а ненавистный дракон представляется единственным надежным убежищем. Она не раз подумывала о том, чтобы повернуть вспять, но обуздывала страх. Однако когда они с Молдри достигли пасти и двинулись по тропинке сквозь заросли кустарника, она едва не ударилась в панику. Солнечный свет, который какие-то месяцы назад зачаровывал ее, теперь слепил глаза и как будто прогонял обратно в тускло-золотистое сияние, исходившее от кровеносных сосудов Гриауля. Поблизости от губы, очутившись в тени клыка, Кэтрин начала дрожать от холода и обхватила себя за плечи, чтобы согреться.