Артур все еще не мог осознать, что муниципалитет принял решение снести его дом и проложить на этом л<Ьсте скоростное шоссе.
В четверг, в восемь часов утра, Артур чувствовал себя далеко не блестяще. Он едва разлепил веки, с трудом обошел комнату, открыл окно, увидел бульдозер, нашел тапочки и поплелся в ванную.
Склонившись над раковиной, Артур машинально почистил зубы. Потом выпрямился. Зеркало для бритья отражало потолок. Он поправил его, и на секунду через окно в ванной оно показало второй бульдозер. Установленное правильно, оно стало свидетелем щетины Артура Дента. Артур побрился, плеснул в лицо водой, вытерся и зашлепал на кухню.
Чайник, розетка, холодильник, молоко, кофе. Зевок.
На какой-то миг в поисках ассоциативных связей в голове всплыло слово «бульдозер».
Бульдозер за окном кухни казался громадным.
Артур тупо уставился на него.
«Желтый», — подумал он и побрел в спальню одеваться.
Проходя мимо ванной, он остановился и выпил стакан воды, потом еще один. «Похмелье? — мелькнула мысль. — Откуда похмелье»? Он что — пил вчера вечером? Вероятно, пил, пришел к выводу
Артур и тут заметил в зеркале какое-то движение. «Желтое», — подумал он и вернулся в спальню.
Пивная. О Боже, пивная! Артур смутно припомнил злость, которую испытывал по поводу… чего? Словом, что-то его весьма раздражало. Он рассказывал об этом окружающим, долго и пространно, и самым отчетливым воспоминанием были остекленелые лица слушателей. Что-то там о новом шоссе…
Артур взглянул на себя в зеркало шкафа и высунул язык. «Желтый», — подумал он. Слово «желтый» всплыло в поисках ассоциативных связей.
Пятнадцатью секундами позже он оказался на дворе, плюхнувшись перед большим желтым бульдозером, который надвигался на его сад.
Мистер Л. Проссер был, как принято говорить, всего лишь человеком, иными словами, основанной на углероде двуногой формой жизни, ведущей свое начало от обезьяны. Выражаясь конкретнее, это был сорокалетний, располневший, неоднократно битый жизнью муниципальный служащий. Любопытный факт, не известный мистеру Проссеру: он являлся прямым потомком Чингисхана, хотя промежуточные поколения так исказили гены, что в нем не сохранилось никаких монголоидных черт, и от могущественного предка осталась лишь склонность к маленьким меховым шапочкам.
Мистер Проссер никоим образом не был великим воином; напротив, он был очень нервным и вечно озабоченным человеком. Сегодня он нервничал и хлопотал как никогда, потому что работа совеем не клеилась. А заключалась его работа в том, чтобы до конца дня убрать с дороги дом Артура Дента.
— Бросьте, мистер Дент, — уныло бубнил мистер Проссер, — вы ничего не добьетесь. Нельзя же лежать перед бульдозером до бесконечности.
Он многое бы дал, чтобы глаза его гневно вспыхнули, но те наотрез отказывались загораться.
Артур лежал в грязи и строил рожицы.
— Боюсь, вам придется смириться, — продолжал мистер Проссер, смяв свою меховую шапку и возя ею по макушке. — Шоссе должно быть построено, и оно будет построено!
— Это почему же? — вопросил Артур.
Мистер Проссер угрожающе потряс пальцем, потом замер в нерешительности и отвел руку.
— То есть как, почему? Это шоссе. Разве можно без шоссе?
Шоссе — это такая штука, которая дает возможность одним сломя голову мчаться из точки А в точку Б, в то время как другие могут сломя голову мчаться из точки Б в точку А. Живущие в точке В, расположенной прямо посередине, нередко задают себе вопрос: чем же так замечательна точка А, если туда рвутся толпы из точки Б, и почему других сводит с ума точка Б? Они частенько мечтают, чтобы люди раз и навсегда стали жить и работать там, черт побери, где они хотят.
Мистер Проссер хотел оказаться в точке Г. Точка Г не какая-то там определенная точка, а всего лишь любое удобное место на очень большом расстоянии от точек А, Б и В. В точке Г мистер Проссер завел бы себе хозяйство, маленький уютный коттедж со скрещенными топорами над входной дверью и приятно проводил бы свободное время в точке Д, то есть в ближайшей к точке Г пивной. Его жена, разумеется, отдавала предпочтение вьющимся розам, но мистер Проссер настаивал на топорах. Почему — он не знал, просто топоры ему нравились.
Под насмешливыми взглядами бульдозеристов мистер Проссер вспотел и залился краской.
Он переступил с ноги на ногу, но и на другой ноге стоять было неудобно. В сложившейся ситуации кто-то, безусловно, проявлял вопиющую некомпетентность, и мистер Проссер молил Бога, чтобы этим «кем-то» оказался не он.