— Зато там пусто.
— Ладно. Буду через пять минут.
Я сразу же направился в «Коппер Бич». На выходе меня схватил за рукав Томми — ему не терпелось мне что-то сказать.
— Она снова прошла мимо, мистер Матерс. Если вы поторопитесь, то успеете догнать ее.
— Спасибо, Томми, — ответил я, высвобождаясь из его цепких пальцев, и вышел на яркое утреннее солнце.
В пятидесяти ярдах впереди шла девушка в розовом костюме. Я видел только ее спину, но сразу понял, что это Белоснежка. Ее стройные, изящные бедра были лишь одним из достоинств единственной на миллион фигуры, идеально дополняющей единственное на миллион лицо; было бы преступлением прикрывать такие ноги даже тончайшим нейлоном.
Тут меня ждал небольшой сюрприз: я никак не предполагал, что такая девушка будет ходить в одном и том же наряде два дня подряд.
Так как на сей раз она была одна, я вполне мог догнать ее и попытаться заговорить. Но мне не пришлось нарушать этикет. Как раз в этот момент она бросила взгляд назад и на сей раз не стала делать вид, что я ей не знаком. Девушка остановилась и подождала меня.
Когда я подошел довольно близко, ее плечи обнажились. На этот раз я сумел хорошо разглядеть, как это происходит. Краем глаза я видел нижнюю часть жакета и юбки. Создавалось впечатление, что мой взгляд прожег огромную дыру в ее одеянии.
Несколько зевак на улице уставились на нее. Правда, они изо всех сил старались показать, что ничего не замечают. (Не забывайте, мы ведь живем в Шатли.)
Когда между нами оставалось десять футов, жакет Белоснежки снова стал целым, но зато юбка укоротилась до границ пляжного бикини. Потом костюм собрался воедино, если не считать большого круглого выреза вокруг пупка.
«Вырез» — не совсем точное определение, материал костюма и тело девушки переходили друг в друга, как свет мерцающей свечи смешивается с темнотой комнаты.
«Да, она Белоснежка не только лицом», — подумал я, ибо моему взору фрагментами предстали все части ее великолепного мраморного тела.
— Меня зовут Вэл Матерс, — представился я, — и я подозреваю, что вы меня хорошо знаете.
Этим я сразу заработал очко. Ее глаза округлились, и она спросила:
— С чего вы это взяли?
— Вы узнали меня в баре вчера вечером. Она кивнула, признавая, что так оно и было. Но больше ничего не стала говорить.
— Кто вы? — спросил я.
— Миранда.
— Просто Миранда?
Ее костюм, что было довольно странно, перестал меняться. Возможно, тут все зависело от того, под каким углом смотришь. Желая продолжить эксперимент, я протянул руку, чтобы коснуться ее талии… Она больно ударила меня по руке, однако в ее порыве не было злости.
— Нужно сначала дождаться приглашения, — холодно заметила она, повернулась и, к моему глубокому разочарованию, пошла прочь. Я ждал большего от этой встречи.
Джил уже пришел в «Коппер Бич». Мы устроились в углу, там, где прошлым вечером сидели великаны.
Джил и я были одного роста и комплекции, и когда-то походили друг на друга. Теперь он носил очки, и с его лица не сходило упрямое выражение: оставьте-меня-в-покое; я очень надеялся, что выгляжу иначе. Джил мог бы достичь любых вершин. То есть теоретически способности позволяли ему это. На практике же он не добился ничего и никогда не добьется.
Будучи человеком чутким, я понимал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Барбары. Однако никто ничем не мог ему помочь. Потому что он сам ничего не мог сделать для себя. Малейшая критика, тень намека на порицание, даже шутливого, наносила ему глубокую рану. Он был страдалец. Из тех, что, раз слегка поцарапавшись, будут кровоточить не один день. Если Джил совершал ошибку, то не меньше месяца приходил в себя. Да и не ошибку вовсе: просто кто-то мог неосторожно намекнуть, что Джил сделал нечто глупое, и он начинал страдать. Долго и молчаливо.
Конечно, Джил защищался. Всю свою жизнь он тратил на то, чтобы упредить нападение, которое никто и не собирался совершать.
Я жалел его почти так же сильно, как себя. Что толку от едва ли не гениальных способностей, если небрежная реплика дурачка клерка могла привести к месяцу мучительных страданий?
Джил женился на Барбаре, втором странном гении; она рисовала, занималась лепкой, писала стихи и наотрез отказывалась удаляться от своего дома более чем на пять миль.
— Что тебе известно, Вэл? — неожиданно спросил Джил, после того как официантка принесла нам пиво. — Как ты думаешь, что здесь происходит?
— А в чем дело?
— Банда каких-то парней болтается вокруг нашего дома, — сказал он. — Их почему-то очень интересует Гарри.