Читая рассказы для «Новых легенд», я обратил внимание на то, что идеи, которые для меня четко ассоциировались с конкретными авторами, теперь приняты на вооружение и осмысляются другими авторами, расширяются, углубляются. Фантастика похожа на эстафету: ты передаешь идею следующему автору, тот пробегает с ней новую дистанцию и передает следующему — и так далее…
— В принципе это относится скорее к научной фантастике. А фэнтези?
— Я сейчас читаю своим детям «Хоббита». Это прекрасная книга, но в то ж» время мне она видится старомодной, а в некоторых аспектах даже вредной. Хоббиты с радостью устроили бы гоблинам «ночь длинных ножей», гномы были бы счастливы подчистую вырезать троллей только потому, что и те, и другие — «злые» сущестаа. Все это прямое наследие Вагнера[7]. Сначала создается несколько «злых» народов, которых мечтает уничтожить чуть ли не вся Вселенная, а потом, само собой, торжествует добро. Все это было выжжено из нашего общества второй мировой войной. Вагнеровский подход к фэнтези — «добрые» существа, «добрые» люди и «злые» существа и «злые» люди — все это привело к одному из самых больших бедствий в истории XX века.
Вообще для меня история XX века — это три-четыре великих события, которые никогда не случались прежде. Первое — Холокост[8]. Никогда прежде в истории не ставилась задача уничтожить целый народ только потому, что они не совсем такие, как кому-то хотелось бы. Были такие люди, как Сталин, уничтожившие десятки миллионов людей. На совести Сталина больше жизней, чем погубил Гитлер, но это подход именно Гитлера — создание лагерей смерти, целой инфраструктуры, целой отрасли экономики, завязанной на убийстве.
И вот другое событие, прямо противоположного порядка: план Маршалла, предпринятый после окончания войны. Никогда прежде в мировой истории не было случая, когда победившее в войне государство помогало проигравшему поднять на ноги экономику и тем самым обезопасить себя от угрозы нового нападения. Это было ново и неожиданно.
Третье событие — высадка на Луну.
Не знаю, насколько а этот ряд укладывается атомное оружие. Многие думают, что это нечто совершенно новое и небывало ужасное, но, по-моему, это просто очень мощная бомба. Холокост, план Маршалла и экспедиция на Луну — это, напротив, концептуально новые события.
По-моему, фэнтези может быть столь же содержательной и блистательной, как и любой другой вид литературы. Но, в отличие от научной фантастики, фэнтези не в состоянии исследовать конкретику современного мира. Она говорит о так называемых «универсальных понятиях», которые, в общем, могут и не быть на самом деле универсальными. Романы о взрослении личности — вот что мне нравится в фэнтези. В этом есть художественность и мастерство — достоверно описать развитие персонажа в сложном мире, не похожем на наш собственный.
— А как вы относитесь к фантастике ужасов? И к литературе ужасов вообще?
— Современная литература ужасов выросла на настроениях 1979–1980 годов, когда казалось, что наш мир в любой момент может испечься, как картофелина, погибнуть. Призрак хромированной смерти витал тогда над нами постоянно. Этот ужас накапливался двадцать лет, и в конце концов его стало слишком много. Тогда люди начали задумываться о том, что им делать со смертью — и возродились рассказы о призраках, о сделках с дьяволом. Эти настроения хорошо почувствовал Стивен Кинг. Он определил новый облик жанра. Мне это нравилось, потому что Кинг был динамичным и сильным автором. Я мог у него учиться. Я следил за тем, как он творчески растет, мне нравились его книги. Но сейчас я уже не читаю все, что он издает. Не потому, что он стал писать слабее. Изменился я сам. Неиссякаемый интерес к книгам, которые рынок подает как литературу ужасов, стал меняться. Книги Кинга тяготеют к реалистичности. Он использует разную темную мистику, но это уже не фэнтези — по духу. Книги же, например, Дина Кунца сильны эмоционально, сильны сюжетно, у него интересные персонажи, и к тому же он пишет в значительной степени научную фантастику…