Итак, остаются собственно герой и герой культурный. Культурным героем называется мифологический персонаж, добывающий или впервые создающий (вот параллель с демиургом) для людей различные жизненно необходимые предметы, устанавливающий правила социальной организации, обучающий ремеслам, и так далее. Наиболее известный культурный герой — Прометей, похитивший у богов небесный огонь и, по Эсхилу, даровавший людям «все искусства», в том числе и искусство мыслить.
Кстати, само слово «герой» — греческого происхождения. В греческой мифологии героями именовались сыновья и прочие потомки по мужской линии от союза божества со смертной женщиной. Обычно герои наделялись огромной силой и удивительными способностями, однако встречались среди них и «интеллектуалы» — искусный мастер Дедал, певец Орфей, прорицатель Тиресий. Вообще, греки создали единственную в своем роде мифологическую систему, в которой образ героя как универсальная категория получил столь четкое оформление.
Свою добычу культурный герой, как правило, либо находит, либо похищает. Иногда он также сражается со стихийными силами (чудовищами, демонами и пр.), которые олицетворяют первоначальный хаос, и способствует тем самым торжеству космоса, то есть установленного миропорядка. Вспомним Геракла, который одолел таких хтонических — «принадлежащих земле» — чудищ, как немейский лев, лернейская гидра, стимфалийские птицы, и даже осмелился вступить в борьбу с божеством подземного мира Аидом.
Мотив сражений с чудовищами сближает культурного героя с собственно героем. Характерная черта последнего — неуемная тяга к путешествиям и приключениям. Илья Муромец, мифологизированный герой русского былинного эпоса, едва обретя силушку, отправляется странствовать — «мир посмотреть и себя показать». Борьба с теми, кто мешает богам и людям жить своей жизнью, является основной задачей собственно героя; иными словами, тут мы снова сталкиваемся с персонифицированной идеей вечной вражды между Космосом (Порядком) и Хаосом.
Одним из главных противников собственно героя зачастую выступает Судьба. Герой или наделен даром ясновидения, или кто-то открывает ему грядущее. Как быть тому, кто знает наперед о грозящих бедах и своей неминуемой гибели? Вот тут-то и проявляется истинно героический характер: герой не становится фаталистом, не пытается избежать того, что «написано на роду», но стремится прожить жизнь так, чтобы обрести посмертную славу. Таков Сигурд из скандинавской «Эдды» (кстати, Р Вагнер в своей тетралогии «Кольцо нибелунга» усилил этот мотив едва ли не до гротеска: его Зигфрид настолько героичен в противостоянии Судьбе, что порой вызывает усмешку); таковы, если обратиться к литературным произведениям, уже упоминавшийся Поп Атридес и Скафлок из «Сломанного клинка» П. Андерсона.
СО ВРЕМЕНЕМ миф как форма творчества отмирает, хотя мифологическое сознание (не различающее общего и конкретного, начала и конца, пространства и времени) продолжает существовать. Из мифа вырастают волшебная сказка и героический эпос, который на своей ранней стадии глубоко мифологичен — в качестве примера можно привести англосаксонский эпос «Беовульф». Затем в эпос вторгается история, и на мифологический материал наслаиваются реальные события — та же Троянская война, столь красочно описанная в «Илиаде». Попутно происходит «историзация» персонажей. Мифологические герои становятся королями и князьями, хтонические чудовища и демоны — иноплеменниками, иноверцами. В сказке же образ героя как бы обезличивается: возникают условные фигуры царевичей, принцев, крестьянских сыновей, объединяющие в себе черты как собственно героя, так и героя купьтурного. Например, Иванушка-дурачок из русских народных сказок отправляется «не знаю куда», чтобы добыть «не знаю что», попадает во множество переделок, но в итоге добивается своего — когда силой, когда хитростью, а когда и при содействии чудесного помощника (того же Серого Волка).
В героическом эпосе — скажем, в «Песне о Роланде» — образ героя обычно гипертрофируется. Когда Роланд трубит в рог, звук разносится на тридцать лиг; ему раскроили череп, из ушей брызжет мозг, а он сражается как ни в чем не бывало; пятеро рыцарей-франков изящно побеждают орду язычников, численность которой составляет четыре тысячи человек. Любой удар Роланда смертелен: