Тут его взгляд остановился на двери комнаты Тэнси.
Он сообразил, что ему хочется, прежде чем вернуться к работе, сделать кое-что еще, просто так, из прихоти и праздного любопытства, для того, быть может, чтобы потом чувствовать себя слегка виноватым.
Конечно, если бы Тэнси была дома… Но раз ее нет, почему бы не заглянуть в ее комнату, которая может так много рассказать о ней?
Приоткрытая дверь словно манила переступить порог. Из-за нее виднелся тонконогий стул, со спинки которого сползала на пол комбинация, почти полностью погребая под собой меховые домашние туфли. За стулом проступал из полумрака край столешницы из слоновой кости, на которой возвышался какой-то флакон. Комната Тэнси была совсем крохотной, немногим больше чулана, и дневной свет в нее не проникал, поскольку проникать было не через что.
Норман никогда не следил за Тэнси, даже не думал с этой стороны, и она — тоже. Оба они относились к подобным вещам, как к чему-то само собой разумеющемуся.
Но соблазн, которому потихоньку поддавался Сейлор, он никак не мог назвать слежкой или подсматриванием. Скорее то было проявление любви, желание хотя бы на миг ощутить себя другой своей «половиной».
И потом, Тэнси задала ему загадку. Откуда взялась та сила и уверенность, с какой она отражает нападки вечно недовольного Хемпнелла? Не то чтобы в общем-то загадку, да и ответ на нее вряд ли найдется в будуаре. Но все же, все же…
Он заколебался.
Тотем, кот, черный от головы до хвоста, за исключением белых «чулочек» на лапах, пристально глядел на него.
Он вошел в комнату Тэнси.
Тотем спрыгнул с кровати и устремился за ним.
Норман включил лампу под розовым абажуром и уставился на шкаф с платьями и на другой — с обувью. В комнате царил легкий беспорядок, такой милый и знакомый. Слабый аромат духов навевал приятные воспоминания. Он бросил взгляд на фотографии на стене вокруг зеркала. Одна изображала их с Тэнси в индейских костюмах. Это было три года назад, когда он изучал племенные обряды и обычаи юма. Вид у них несколько напыщенный, словно они изо всех сил старались выглядеть настоящими индейцами. На другом, уже поблекшем, снимке они, облаченные в купальные костюмы 1928 года, стояли на старом причале, щурясь от яркого солнца. Норман припомнил Бейпорт и лето перед свадьбой. На третьем фото запечатлено было крещение негров в реке. Да, в ту пору он был членом совета колледжа Хейзелтон и собирал материалы для своих работ «Социальные структуры у негров в южных штатах» и «Женский элемент в суевериях». Помощь Тэнси в те полгода, когда он завоевывал себе репутацию, была просто неоценимой. Она сопровождала его в полевых экспедициях, записывала изобиловавшие преувеличениями рассказы стариков и старух, что помнили еще времена рабства, ибо сами были рабами. Тем летом они оставили колледж Горэма, чтобы переехать в Хемпнелл, и Тэнси была тогда по-мальчишески любознательной, иногда даже чрезмерно. Впрочем, с годами она научилась сдерживать себя.
С четвертой фотографии смотрел старый негритянский колдун с морщинистым лицом и высоким лбом, которого не могла скрыть фетровая Шляпа с широкими полями. Плечи его были расправлены, глаза светились странным светом, как будто он отверг культуру белых, ибо обладал иными, куда более серьезными познаниями. Плюмаж из страусовых перьев и Многочисленные шрамы на щеках, однако, не придавали ему внушительности. Норман хорошо помнил его: колдун упорно отмалчивался и разговорился лишь перед самым концом экспедиции.
Норман поглядел на туалетный столик, заставленный разнообразной косметикой. Тэнси первая из профессорских жен в Хемпнелле начала красить губы и ногти. Пошли было разговоры о «примере, который мы подаем студентам», однако она не обращала на них внимания, а потом на одной из вечеринок придирчивые наблюдатели заметили на губах Хульды Ганнисон бледный красноватый след. Большего для победы не требовалось.
Перед окруженной флаконами с кольдкремом его собственной фотографией лежала кучка медных монет, десятицентовиков и двадцатипятицентовиков.
Норман мысленно обозвал себя олухом. Зачем он сюда пришел — любоваться снимками? Он выдвинул наугад ящик, торопливо покопался в заполнявших его чулках, задвинул и взялся за ручку другого.