Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
И вдруг сидит передо мной
Старушка дряхлая, седая,
Глазами впалыми сверкая,
С горбом, с трясучей головой.
Печальной ветхости картина.
Ах, витязь, то была Наина!..
А. С. ПушкинГарри Тертлдав ЗВЕРСКАЯ СКУКА
Послушай, о принц, о чем повествует древняя хроника:
Галера «Расточительная», подгоняемая свежим западный бризом, входила в порт Заморазамарию. На ее корме, стискивая ручищей штурвал, стоял троянец Кондом. Другая его рука сжимала мех с вином. Шести с лишком футов ростом, он был бы еще выше, коли завистливые боги наделили бы его и лбом. Лишь короткий кожаный килт прикрывал от солнца его бронзовую кожу и бугрящиеся мускулы, дубленую шкуру усеивали шрамы от многочисленных ран. Как ни печально, но в появлении многих из них был виноват он сам.
Волна, неожиданно качнувшая палубу, отклонила подносившую мех руку троянца. Вино выплеснулось на лицо и потекло по впалым щекам. Изрыгнув проклятье, Кондом наклонился за тряпкой… и таран на носу галеры врубился в борт купеческого корабля, пришвартованного в заморазамарианской гавани.
Чтобы оценить ситуацию, Кондому хватило одного взгляда осоловелых глаз.
— Весла назад! — взревел он. Таран высвободился, и купец, в борту которого открылась шестифутовая дыра, начал быстро тонуть. Его экипаж засуетился, словно блохи на тонущей собаке. Истошно вопя и проклиная заморского идиота, моряки принялись прыгать за борт.
— Что тут стряслось? — пискляво крикнул капитан Минс[8], выходя из своей каюты. — Ну как можно спать в таком бардаке? Подумать только, меня вышвырнуло из гамака, и я порвал новые кюлоты. — Он с сожалением потеребил розовый шелк, и тут его внимание привлекли вопли моряков с тонущего корабля. — Ах, Кондом, какой ты неуклюжий! — воскликнул капитан, нежно пошлепывая мускулистые ягодицы варвара.
— Если ты сделаешь это еще раз, капитан, я сломаю тебе руку.
— Ты же знаешь, я не переношу грубого обращения. Давай лучше посмотрим, можем ли мы помочь этим бедняжкам, ладно?
Пока Минс собачился с промокшими до нитки и разъяренными купцами, экипаж его галеры, включая Кондома, с ревом бросился на штурм кабаков и борделей в припортовых трущобах. Очень скоро троянец безнадежно заблудился в кривых переулках Заморазамарии и решил положиться на свои прирожденные варварские инстинкты. Перехватив первого подвернувшегося прохожего, он стиснул сзади его шею согнутой рукой и прорычал:
— А ну, выкладывай, пока я не оторвал тебе башку, где тут поблизости можно выпить!?
Рот несчастного беззвучно распахнулся, пальцы заскребли по бицепсу Кондома. Могучий воин слегка ослабил хватку. Все еще задыхаясь, человек прохрипел:
— «Похотливая вдова» через две двери отсюда. Название написано прямо на двери.
Кондом не умел читать на шести языках.
— Спасибо, приятель, — поблагодарил он своего благодетеля и наградил его пинком, от которого тот, скользнув по мостовой, угодил в сточную канаву. Кондом зашагал дальше, пока его нос, обладающий острым чутьем варвара, не уловил благословенный запах пива.
Стряхнув с тупых голубых глаз копну кое-как подстриженных черных волос, он вошел в таверну и плюхнулся на стул. Тот развалился. Поднявшись, варвар заметил разгневанную владелицу заведения, направляющуюся в его сторону с дубинкой в руке. У нее хватило времени лишь коротко ругнуться, потому что Кондом, всегда грубо обращавшийся с дамами, уложил ее одним ударом правой и прорычал:
— Я хочу пива и тишины. Три проклятых месяца я болтался по волнам с капитаном Минсом, и теперь мне позарез н_у_ж_н_о пиво!
Хозяйка уползла обслуживать посетителя. Кондом уселся на другой, более прочный стул и приготовился от души надраться. Он даже не подозревал (впрочем, такое с ним случалось почти всегда), что за ним издалека наблюдают. Знай, о принц, что с давних времен в Заморазамарии жил пакостный некромант, колдун и языческий жрец Слот-Амок[9]. Подобный пауку в паутине, он обитал в мрачной Башне Летучей Мыши, откуда правил жизнями и судьбами жителей портового города.
Был Слот-Амок высок, неряшлив, с костлявыми плечами и надменным жабьим лицом. Все его тело, от усеянного бородавками черепа до перепончатых ног, покрывала ядовито-зеленая кожа. Его выпученные глаза пристально всматривались в магический котел, наполненный остывшим гороховым супом.
— Хе-хе, — усмехнулся он, слизнув длинным розовым языком севшую на бровь муху. Обернувшись в своему другу и нахлебнику по имени Глот, Слот-Амок заметил: