Выбрать главу

«Если», 1996 № 12

* * *

Дэвид Клири

ПРОБЛЕМА ДВОЙНИКА

Я был в своей студии, копался в матрице памяти и обнаружил удивительную вещь. На координационной сетке память обретала дрожащие контуры: широкий проход между стенками матки, снаружи — блестящие неясные детали родильной станции, кровяные пятна. Обонятельные регистры донесли запах крови и амниотической жидкости. Я никогда не заходил так далеко, не докапывался до таких глубин. К тому же я чувствовал едва ощутимые прикосновения — будто легкие поцелуи — на коже черепа. Я хорошо знал, что это значит. Память вскоре должна сделаться крепче, обрести глубину, цвет и полное правдоподобие.

Я увидел лицо младенца.

Глаза плотно закрыты, большой палец засунут в рот, розовая кожа блестит от плацентарной жидкости. Да, теперь цвет появился, но все же кто это? Мое отражение? Вряд ли в утробах есть зеркала, к тому же глаза закрыты. Вымысел? Возможно… Однако я был уверен, что это моя собственная память, поскольку она рождала ощущение уюта.

Младенец повернулся, лицо с засунутым в рот пальцем стало видно в профиль, потом вдруг вагинальный проход охватила судорога, и он (да, он, это несомненно) был подхвачен водами и внесен в проход. За ним, как шланг за астронавтом, вздрагивая, тянулась пуповина, яркая от артериальной крови. На какой-то момент все потемнело: его тело оказалось в самой узкой точке прохода, потом яркий свет, когда очередная схватка вынесла его за пределы, в руки принявшего его великана. Он исчез, ногами вперед. Затем, постепенно ослабевая, последовало еще несколько судорог, и по проходу наружу изверглась масса пурпурного цвета.

Полная тьма.

Что-то не так: выход полностью закрыт, а я все еще внутри. Пойман в ловушку, а вместо меня появился на свет самозванец. Близнец? Клон? Я забыт. Скоро кровь прорвет оболочку вокруг меня, наполнит мой рот и нос, проникнет в мои легкие, еще не вдохнувшие воздух…

Я вздрогнул, и дрожь передалась матрице памяти. А когда матка исчезла в координационной сетке, подобно черному воздушному шару, я, наконец, понял.

Это не память. Это информация.

Существует еще один человек — такой же, как я.

— Так значит, Павдо, у тебя оказался двойник, — сказал мыслитель.

— Есть чем гордиться, верно? — спросил я.

Мыслитель — это мой домашний мозг, мой механический преподаватель.

Он секунду помолчал, возможно, занятый параллельно миллионом других диалогов.

— Вероятность появления двух особей с одинаковыми генетическими и личностными профилями (в пределах двух сигм по шкале Фальсена) приближается к единице.

Я зевнул.

— Ты… — механический голос мыслителя сделался октавой ниже: это означало упрек. — Хорошо. Не стану докучать тебе разговором. Просто хочу сказать: существует другой «ты». Он должен умереть.

От этих слов я вздрогнул.

— Мой близнец мог родиться раньше и умереть. Я не останавливал его.

— Настоящий художник не может смириться с существованием копии.

Звучало обидно, но я ответил:

— Это мое дело. Я не настоящий художник.

— Ты вовсе не художник, вот что жаль. Разве тебе не хочется быть не массово изготовленной органикой, а чем-то большим?

— Разумеется. Возможно, массово изготовленной механикой, наподобие тебя.

Мыслителю не понравилась колкость. Понадобилось две секунды, чтобы он ответил. Когда же он наконец заговорил, голос его потерял обычную бесстрастность:

— Никто не помнит о клоне.

— Отстань.

Я поднялся, накинул свою зеленую сабду и вышел из мастерской. Его насмешки я проглочу легче, если буду не один.

Все еще вздрагивая, ощущая себя неповторимой индивидуальностью в космосе, я нанес визит Сейне Маркс. Сейна работает в Галамаде, где сосредоточены птичники. Она высокая, ее тонкие пальцы ловко управляются с любыми предметами, а длинные волосы сияют, как флюоресцирующие. Когда я вошел в ее комнату, она собиралась взрезать шею трупа.

Я ощутил жалость к старой женщине с белой кожей и белыми волосами, лежавшей на ленте транспортера. Но я прекрасно знал, что, произнеси я что-то сентиментальное, Сейна Маркс захохочет, как гиена, если не ядовитее.

— У меня есть новости.

— Да? — Она лазерным скальпелем сделала розовый надрез. Затем, словно забыв о работе, направилась к своим птицам. Сегодня их было сорок — пятьдесят, разноцветных механических голубей, размером чуть больше живых, сонно сидевших на прикрепленной к стене конструкции. Она щелкнула по клюву одну из птиц. Та встрепенулась, открыла глаза, расправила крыло и начала ворковать. — Ну, — сказала Сейна, повысив голос, чтобы перекрыть воркование, — что за новости?