Ее туалеты становились все более откровенными, а поведение до неприличия вызывающим. Ее миниюбки, и без того скандально короткие, превратились в чистую фикцию, а полный отказ от лифчика заставил бы покраснеть и прожженного циника.
— Почему ты отказываешься признаться, что влюблен в меня? — потребовала она однажды.
Было ясно, что мы приближались к кризису наших взаимоотношений. Я прекрасно понимал это, но не мог придумать ничего стоящего.
Между тем небывалая жара обрушилась на город. Мои нервы, впрочем, как и вся миссия, находились на грани срыва. Десятки раз я был готов сообщить в штаб-квартиру о своем преступном легкомыслии и подать прошение об отставке. Я подумывал даже о том, чтобы во всем сознаться Свенсону и смиренно просить его совета.
В этот вечер Элизабет задержалась у меня почти до часу ночи. Мне потребовалось немало труда, чтобы выставить ее за дверь. Час спустя у моей двери на полу оказался конверт с вложенным в него листком бумаги.
Новые стихи!
Любовная поэма, адресованная мне.
Дэвид, ты для меня дороже жизни.
В тебе вся Вселенная,
весь смысл моего существования.
Разреши мне доказать мою любовь.
Прими неизбежное. Оно прекрасно.
Я обожаю тебя.
Черт побери! Какого джинна я выпустил из бутылки!
103 градуса по Фаренгейту в тени!
Четвертый день подряд! Сущий ад!
В полдень встретил в лифте Свенсона и с трудом удержался от желания выложить ему все мои проблемы.
Мне следует быть более осторожным.
Мое ощущение самоконтроля притупляется с каждым днем.
Прошлой ночью, в самую духоту, я едва не поддался искушению сбросить свой маскарадный костюм. В таких условиях мне все труднее переносить повышенную гравитацию. Меня преследует опасение, что мое синтетическое тело может не выдержать. Сегодня я едва не упал на улице. Я был настолько неосторожен, что зашел в ближайший госпиталь и прошел рентгеноскопическое исследование.
И чего же я этим добился?
У вас очень странное строение скелета, мистер Кнехт. Вы должны немедленно обратиться к специалисту.
Только этого мне не хватало!
Я должен быть предельно осторожен…
Я должен…
Это произошло!!!
Одиннадцать лет честной службы пошли коту под хвост.
Я нарушил фундаментальное правило секретной службы.
Как такое могло случиться со мной? И кто поверит моим оправданиям?
Конечно, температура была слишком высокой. Три недели непрерывной, небывалой, рекордной для Нью-Йорка жары. Я едва не изжарился в своей искусственной оболочке. Прибавьте к этому пылкую страсть знойной Элизабет. Неудивительно, что я потерял всякий контроль над своими поступками.
Как-то около полуночи она поскреблась в мою дверь.
У меня не хватило физических сил преградить ей дорогу.
Оказавшись в комнате, она немедленно бросилась к моим ногам. На ней была только короткая прозрачная рубашонка, которая при этом движении, естественно, задралась выше талии, предоставив мне возможность без помех полюбоваться видом ее пышных форм.
— Я сгораю от любви, — прошептала она драматическим шепотом. — Не отвергай меня, Дэвид. Я не переживу этого.
Схватив меня за руки, она повлекла меня к кушетке. Мне стоило немалого труда освободиться из ее объятий. Отскочив в сторону, я с трудом перевел дыхание, а она так и осталась лежать, раскинув ноги и руки, жалкая и трогательная в своей наготе.
Ее маленькая грудь сотрясалась от рыданий.
— Но почему, Дэвид, почему? — всхлипывала она. — Как ты можешь быть таким бесчувственным? Ты человек или робот, наконец?
— Я покажу тебе, кто я такой! — взорвался я. — Смотри, только не пожалей потом об этом.
Так свершилось мое падение. Я рухнул в бездну. Скинул рубашку и брюки.
Она с надеждой наблюдала за мной.
Я нащупал секретные запоры на боках и спине. Жалкие остатки здравого смысла предупреждали меня не делать этого, но я уже не мог остановиться.
Сбросив на пол внешний каркас, я принял привычную для моего естества позу и обернулся к Элизабет.
— Что ж, теперь смотри. Это ты хотела увидеть? — спросил я горько. — Смотри и ужасайся.
Я не стану вам описывать, как выглядит краб. Большой разумный черный краб моего далекого отечества. Краб, он и в космосе краб. В любом случае, это зрелище не для землян.