Тропические сумерки сгущались, приближалась ночь. Когда Вил поднялся на холм, у подножия которого расположилось их общежитие, освещенные уютные окна напомнили ему Рождество в Мичигане. Завтра, рано утром, когда они будут еще спать в своих теплых кроватях, Санта Клаус, по имени Елена, снова отправит их в будущее. «Правда, сани Санта Клауса вот уже шестьдесят тысяч лет слишком сильно потряхивает, когда они делают остановки в реальном времени», — весело подумал Вил.
Может быть, на этот раз они смогут остановиться навсегда.
Этой ночью Вилу в последний раз приснился голубой сон. Он во многом был похож на предыдущие. Вил лежал и задыхался. «Прощай, прощай». Он беззвучно плакал и никак не мог успокоиться. Она сидела рядом и держала его за руку. У нее было лицо Вирджинии и Марты. Она печально улыбалась, ее улыбка не могла скрыть той правды, что была известна им обоим… «Прощай, прощай». А потом рисунок сна изменился. Она наклонилась, прижалась лицом к его щеке, совсем как Вирджиния. Она ничего не сказала, и Вил не знал, была это его собственная мысль, или она старалась его утешить: «Есть кое-кто, не сказавший прощай, и ты, возможно, ей очень нравишься. Прощай, милый Вил».
Бриерсон проснулся оттого, что задыхался. Он спустил ноги с кровати и сидел так несколько минут. В его крошечной комнате было светло, но окно совершенно запотело, и Вил не видел, что там, снаружи. Стояла тишина, обычно сквозь тонкие пластиковые стены он слышал все, что происходило в общежитии. Вил поднялся и вышел в коридор — никого. Впрочем, снизу доносился шум. Правильно: на сегодняшнее утро назначено большое собрание. То, что Елена решила встретиться с низтехами в общежитии, говорило само за себя; она не потребовала, чтобы Вил присутствовал на этом собрании. Проспав все утро, Вил подсознательно проверял степень своей свободы. Ему хотелось на какое-то время отойти в сторонку. Прошлое собрание было несколько… тяжелым.
Вил прошлепал по коридору в умывальную комнату второго этажа. Для разнообразия сегодня он будет умываться один.
Какой странный сон. Вил посмотрел на свое отражение в зеркале: мокрое от слез лицо и улыбка. Голубой сон был его проклятием, о котором ему удавалось забыть только усилием воли. А этот сон утешил его, напомнил о счастье. Вил мылся и тихонько напевал что-то себе под нос… и вспоминал сон. Вирджиния показалась ему такой реальной: он еще чувствовал ее прикосновение на своей щеке. Неожиданно Вил понял, что сердился на Вирджинию за то, что она не последовала за ним. Только теперь, когда гнев прошел, Вил осознал, каким сильным он был. Он убеждал себя, что она собиралась, готовилась, копила оборудование — но ей помешало Своеобразие. Он и сам не очень этому верил, потому что видел, что время делает с людьми. Но сейчас — после этого непонятного сна — все изменилось. А если Делла права в своих предположениях про Своеобразие? Что если технология переступила границы понимания? Что если сознание обрело бессмертие, перешагнув человеческие горизонты? Тогда нечто, бывшее когда-то Вирджинией, может по-прежнему существовать, может прийти к нему, чтобы утешить.
И тут Вил сообразил, что моет лицо во второй раз. Несколько секунд он глупо улыбался своему изображению, которое, словно заговорщик, понимающий всю нелепость происходящего, ухмылялось ему в ответ. Эй, приятель, поосторожнее, а то ведь не успеешь моргнуть, как превратишься в Джейсона Маджа с целым сонмом ангелов-хранителей и голосов с того света. И все же Делла говорила, что материализм кончается чем-то вроде религии.
Через несколько минут он уже спустился по боковой лестнице, прошел мимо столовой. Голоса, доносившиеся изнутри, были громкими, но не сердитыми. Вил постоял возле двери всего одну секунду, но потом решил не входить внутрь. Фантазии, наверное, но ему хотелось как можно дольше сохранить настроение сна. Давно он уже не чувствовал себя так хорошо, начиная новый день. На какое-то мгновение поверилось, что «есть кое-кто, не сказавший прощай, кому он, возможно, очень нравится».
Он вышел из общежития на улицу.
Здание было окружено снегом, который они прихватили с собой из ледникового периода. Светило жаркое солнце, и вокруг висел влажный туман. Вил пошел по слякоти, сквозь яркую, разноцветную дымку, остановился на границе снега и стал разглядывать палисандровые и еще Какие-то неизвестные ему деревья, растущие повсюду. Несмотря на раннее утро, было уже тепло. Вил сделал шаг назад, наслаждаясь прохладой, повеявшей от еще не растаявшего снега. Если не считать изменившейся формы некоторых гор, мир выглядел совершенно так же, как перед сражением. Ледник был снова усмирен, только вершины гор скрывались под белыми шапками. В нескольких сотнях метров вверх по склону холма висело еще одно туманное покрывало, а внутри слабым золотым сиянием светились башни замка Королевой.