Здесь кажется уместным упомянуть еще одну особенность творчества писателя. Если романы его просто хороши, то каждый рассказ или повесть — маленький шедевр. Интересных романистов, подобно Биру создающих эпохальные истории будущего, немало в современной англо-американской фантастике. Взять хотя бы Ларри Нивена, Орсона Скотта Карда или Дэвида Брина. Но в малой форме Грегу Биру нет равных, будь то описание оригинальных биотехнологий будущего («Мандала»), проблемы контакта цивилизаций («Дробовик») или поэтичная миниатюра в духе Рэя Брэдбери о противостоянии сказочного внутреннего мира ребенка и внешнего мира обывателей-взрослых, где нет места парадоксу, выдумке, сказке и даже Библия отвергнута как слишком сложная и полная непонятных иносказаний книга («Троянская лошадка»). Именно по рассказам видно, что перед нами настоящий мастер, и именно за них писатель получил больше всего наград.
Увы, малая форма нынче не в чести ни у нас, ни на Западе. Вот и приходится писателю для желающих пожевать подольше расписывать сюжет короткой повести «Музыка, звучащая в крови» («Хьюго»-84, «Небьюла»-83) до романа. Более плодотворен, на мой взгляд, путь, когда несколько небольших произведений объединяются в роман. Так, для любителей «неповторимого устойчивого вкуса» Грег Бир превратил две свои повести — «Мандала» и «Крепость камня, плоть меди» — в роман «Крепость камня».
* * *Несколько слов о «ненаучной фантастике» Грега Бира. В этом направлении им пока написано немного. Это дилогия «Концерт бесконечности» и «Змеиный маг», а также несколько рассказов. В дилогии, позднее объединенной в один том «Песни о Земле и Власти», писатель вновь погружает нас во внутренний мир ребенка. На сей раз это современный городской мальчик-подросток, который сталкивается со сказочным миром сидов — обитателей «нижнего мира» кельтских преданий. Стилистически и сюжетно романы перекликаются с произведениями Джона Толкина и Уильяма Кольриджа (с его поэмой «Кублахан», откуда Грег Бир позаимствовал ряд сюжетных линий).
Грег Бир относится к предпоследнему поколению американских фантастов, к «восьмидесятникам». Недаром «Музыка, звучащая в крови» названа критиками «концом детства» 80-х, по аналогии с небезызвестным романом Артура Кларка. На фоне киберпанков и прочих нейро- и некромантов его творчество выглядит вполне «классично», но я бы не стал спешить с выводами. Если мы сравним произведения Грега Бира с близкими ему по тематике Артуром Кларком или Айзеком Азимовым, то увидим «дистанцию огромного размера». В чем же дело?
Параллельно разнообразию модных течений, начало которому положила в 70-х «Новая Волна», продолжала существовать и «твердая» НФ. Она становилась все более умной, все более психологичной и литературной, держась, однако, гернсбеко-кэмпбелловских традиций. И где-то с середины 80-х в англоязычной фантастике мы наблюдаем интересную картину. Все ее направления и течения, на словах продолжая провозглашать свою самостийность, фактически сливаются в единое целое. Сейчас можно констатировать: западная фантастика прошла период возмужания, период манифестов и громких лозунгов. Действительно, все последние попытки открытия неких новых течений с самого начала оказались мертворожденными. Либо ты умеешь писать, либо нет. Вот главный критерий успеха у читателей. Если мы обратимся к творчеству Грега Бира, то с некоторым удивлением отметим, что он содержит элементы многих направлений, не выпадая при этом из рамок жанра НФ. Особенно это касается рассказов.
Читатель то погружается в глубины «внутреннего космоса» героев в лучших традициях «новой волны», то с размаху налетает на рифы киберпанковских «приколов», то вдруг возносится до высот почти евангельской притчи, но в итоге неизменно оказывается убаюканным на широкой груди мэйнстрима.
* * *Если попытаться кратко сформулировать общее впечатление от бировских повестей и рассказов, то даже самые космическо-звездолетные из них оставляют ощущение «готичности». Вы словно оказываетесь у стен средневекового собора, чьи башни и шпили пронзают небеса в окаменелой вспышке пламенной готики. Вы входите в главный портал, и шаги ваши гулко звучат под величественными сводами. Воздух внутри сух и недвижен, пылинки пляшут в столбах света, падающего из стрельчатых окон, а на мозаику мраморного пола ложатся цветные блики витражей. Вы идете вдоль рядов потемневших дубовых скамей, и в это время начинает звучать орган. Нет, это не торжественно-сокрушительная баховская токката ре минор и даже не барочно-извилистый Куперен, это что-то раннее, забытое ныне, — анонимная католическая месса, ясная и печальная. Вы стоите посреди водопада звуков, ваши легкие, а затем и все тело — от макушки до кончиков пальцев ног — начинает вибрировать, пронзаемое этим живым потоком. Вы закрываете глаза и возноситесь за пределы собора, в голубизну неба, стремительно светлеющую, переходящую в черноту, усеянную искрами чужих миров, крупными, обманчиво-маняще-близкими и совсем далекими, различаемыми глазом лишь в тончайшей вуали Небесной реки…
* * *