Но прибыв туда, я уже был поглощен совсем другим — работой. На дворе 2011 год — человек прошелся по Марсу, микроволновые станции передают с орбиты солнечную энергию, а помещения, где корпят над документами люди вроде меня, до сих пор смотрятся как каморки полицейских участков, которые я видел в детстве в старых фильмах.
Окон нет. Пыль и окурки по углам успели окаменеть. Столы завалены бумагами и стоят настолько тесно, что мы ощущаем запах друг друга, а потеем мы потому, что устали писать отчеты или нас тошнит от того, что нам, пожалуй, никогда не сбить волну преступности. Похоже, мы сидим в одной большой клетке. Даже прицепленная к лацкану пиджака карточка с надписью «Спецагент Сэм Браун» больше похожа на табличку в зоопарке, чем на пропуск.
С годами я стал проводить здесь меньше времени, но до сих пор радуюсь всякий раз, когда инспектор Морганстарк отправляет меня на задание. За последние сорок лет атмосфера в Бюро изменилась лишь в одном — все стали еще угрюмее. Спецагенты не занимаются пустяками вроде проституции, азартных игр и пропавших мужей, потому что по горло заняты похищениями, терроризмом, убийствами и гангстерскими войнами. И работают они в одиночку: их слишком мало, чтобы поспеть всюду.
Реальные же изменения скрыты от глаз. Соседнее помещение еще больше этого и до потолка набито компьютерами, программистами и операторами. А в другой соседней комнате находятся передатчики и магнитофоны, отслеживающие работу находящихся на заданиях агентов. Потому что спецагенты тоже изменились.
Но философия (или физиология — в зависимости от точки зрения) сродни чувствам, а я уже опаздывал. Я еще не дошел до своего стола, как инспектор заметил меня и гаркнул через всю комнату: «Браун!».
Я закрыл за собой дверь в его кабинет и переминался с ноги на ногу, пока инспектор решал, устроить мне выволочку или нет. Против выволочки я тоже особо не возражал. Мне нравится инспектор Морганстарк, даже когда он на меня сердится. Это тертый жизнью мужик, уже начавший лысеть со лба, а за проведенные в Бюро годы его глаза выцвели и приобрели выражение вечной усталости. Вид у него всегда раздраженный, это верно, но зато он единственный инспектор в отделе, у которого хватает человечности — или, во всяком случае, упрямства, — чтобы игнорировать компьютеры. Он всецело полагается на интуицию, и мне нравится эта его черта.
Инспектор сидел за столом, упершись в него локтями и держа двумя руками папку, словно та пыталась от него сбежать. По стандартам Бюро папка считалась весьма тонкой — трудно заткнуть болтливый компьютер, раз уж он добрался до принтера. На меня инспектор не смотрел. Обычно это плохой признак, но сейчас я понял, что он не сердится — выражение его лица было из серии «что-то здесь не так, и мне это не нравится». Я буквально загорелся желанием получить заковыристое дело, хотя рассчитывать на это не мог. Отработав два года спецагентом, я все еще считался зеленым новичком и получал от Морганстарка только рутинные дела.
Через минуту он положил папку и взглянул на меня. Глаза у него не были гневными. Скорее, встревоженными. Сцепив руки на затылке, он откинулся на спинку кресла и спросил:
— Ты был в зоопарке?
Вот еще одна причина, почему он мне нравится — моих любимцев он воспринимает всерьез, и поэтому я не ощущаю себя блоком мертвого оборудования.
— Да, — ответил я, но без улыбки, демонстрируя компетентность.
— Сколько теперь там твоих?
— Трое. Пару месяцев назад отвез туда Элизабет.
— И как она?
— Так себе, — пожал я плечами. — Попав в клетку, животные быстро утрачивают дух свободы.
Еще минуту он не сводил с меня глаз, потом сказал:
— Вот почему я хочу поручить это дело тебе. Ты понимаешь животных. Ты разбираешься в охоте. И ты не придешь к ошибочному заключению.
Что ж, я не охотник, но понял, что он имел в виду. Мне хорошо знакомы охотничьи резерваты. Оттуда и попали ко мне Джон, Эмили и Элизабет. Когда мне выпадает возможность (например, когда у меня отпуск), я отправляюсь туда. Плачу за вход, как и любой другой, но у меня нет ружья, и я никого не пытаюсь убить. Я ищу малышей вроде Элизабет — тех, кого бросили умирать, убив или поймав в капкан матерей. А найдя, тайком выношу из резервата, выхаживаю дома, сколько могу, и отдаю в зоопарк.
Иногда мне не удается отыскать их вовремя, а иногда они уже безнадежно больны или искалечены капканом. Таких я убиваю. Я ведь уже говорил, что сентиментален.