Теория хаоса нашла свое применение в физике, экономике, социологии и политологии, однако историкам еще предстоит в полной мере ощутить ее влияние. Действительно, эта теория позволяет в значительной степени примирить предопределенность и случайность.
Из последних разработок следует отметить вышедший в 1997 году в Великобритании капитальный труд «Мнимая История» под редакцией Найла Фергюссона. Молодые историки рассматривают события последних трехсот лет с точки зрения их альтернативности. Что было бы, если бы Карлу I Английскому удалось избежать революции и Гражданской войны? Как развивались бы североамериканские колонии, если бы они не отделились от Англии? Каковы были бы последствия введения Великобританией самоуправления Ирландии в 1912 году? Какой была бы история, не вступи Англия в первую мировую войну в августе 1914 года? Что случилось бы, если бы Гитлер совершил вторжение в Великобританию в мае 1940 года? Как изменился бы мир, если бы удалось избежать «холодной войны»? Какой была бы Америка, если бы Джон Ф. Кеннеди остался жив? Что было бы сейчас, если бы не Горбачев и перестройка?
Что это — сюжеты для писателей-фантастов? Но ведь, действительно, закономерность и неизбежность большей части событий — всего лишь миф, созданный значительно позже. Поэтому изучение того-что-не-было-но-могло-бы-быть порой способно пролить свет на многие события реального прошлого.
Уже набили оскомину слова о том, что история не знает сослагательного наклонения. Но ведь когда-то все события еще не были историей, и люди почему-то не знали о «неизбежности» того или иного. Напротив, наша история является результатом взаимодействия всей совокупности людей, одни из которых играли большую, а другие меньшую роль. Причем, объективно невозможно учесть — кто большую, а кто — наоборот. Реальная история — итог борьбы множества альтернатив, множества возможностей и закономерностей, множества индивидов. И разве не все они достойны изучения?
Историки, конечно, считают себя людьми, перерабатывающими исходные данные, причем под последними они понимают исторические факты, находящиеся в их распоряжении, факты, так сказать, «готовые» к моменту начала исторического исследования. Такого рода данными было бы, если бы исследование касалось Пелопоннесской войны, например, какое-нибудь утверждение Фукидида, которое все в принципе принимают за истинное. Но когда мы спрашиваем, от кого историческая мысль получает эти данные, то ответ очевиден: историческая мысль получает их от самой себя, поэтому в отношении исторической мысли в целом они не являются данными, а неким ее результатом или завоеванием.
Проза
Мэл Гилден
Что с Херби?
Крохотное трехногое существо с парой ловких клешней звалось Нертом, Херби же смахивал на подпорченный пудинг с изюмом. Приятели сидели в тесном старомодном баре, который при помощи новейших ухищрений синтетики тщетно пытался придерживаться стиля «ретро». Низкий потолок с тяжелыми балками был пластиковым, а столы и стулья — формулоновыми. Да и «газовые» рожки мерцали благодаря электричеству. Буфетчик — светящийся зеленоватый шар — подплыл к ним по воздуху и спросил с четырехфутовой высоты:
— Что будете брать, ребята?
Мембрана на верхушке Херби произнесла:
— Самое лучшее. У нас сегодня праздник.
— Ну да? — буфетчик подплыл поближе.
— Вот этот парень, — Херби ткнул в сторону Нерта псевдоподией, — спас мне жизнь. Так, Нерт?
— Ну, — тот застенчиво посинел, тогда как Херби продолжал:
— Уж больно он скромен. Дикий грамут загнал меня в одну из этих проклятых Ардонианских ловушек. Говорю тебе, я уже возносил последнюю молитву Фрузу, и тут кто-то как вцепится мне в миркин, — он ткнул себя в пятнышко на спине, — и хоп! — грамут и охнуть не успел, а я уже наверху!
Буфетчик несколько раз мигнул и сказал:
— Я польщен, что вы избрали для торжества мое скромное заведение. Хотелось бы услышать эту историю во всех подробностях, но клиенты начинают проявлять нетерпение.
Нерт заметил, что из кабинки, где расположился полуторатонный фломокс, вырывается струйка пара.