— Обещай мне, — выдавил он наконец. — Обещай мне, что никогда, никогда больше не будешь пользоваться этой книгой.
Эрик рассмеялся.
— Конечно, вблизи Скирнир выглядит просто ужасно, но он дал мне это…
Йон вскочил и, бросившись к Эрику, схватил его за ворот рубашки.
— Обещай… мне! — прохрипел он.
Лицо Эрика постепенно сделалось серьезным.
— Мне кажется, это было замечательное приключение, но… Если ты так хочешь, я согласен: больше не прикоснусь к книге, — ответил он, вертя в пальцах игрушечный меч.
Йон медленно опустился на пол.
20 марта 1969 года, суббота
Плейку, Вьетнам
Со всех сторон санинструктора 4-го класса Йона Скелла окружали унылые желтовато-серые стены полевого военного госпиталя, однако витавшие здесь запахи медикаментов казались ему приятными, словно самые изысканные духи. Он молча бродил по этим коридорам, лишь краем уха прислушиваясь к шороху колес каталок и стонам раненых. Он знал, что пройдет совсем немного времени и военный вертолет доставит его и нескольких других медиков на холмы вокруг Контума, чтобы готовить к эвакуации попавших под обстрел пехотинцев, так что уже через считанные часы Йон сам мог оказаться на госпитальных носилках в качестве одного из пациентов.
От этой мысли у него похолодело внутри, хотя он не был трусом и ему уже приходилось заглядывать в глаза смерти. Как-то в старших классах, когда все были буквально помешаны на машинах, Йон, желая доказать, что он настоящий мужчина, принял участие в одной рискованной гонке и, не справившись с управлением, вылетел в кювет.
Воспоминания о том, как он лежал в палате интенсивной терапии хирургического отделения больницы, все еще были свежи в его памяти. Находясь на грани жизни и смерти, Йон видел сотканный из голубого света тоннель, который описывали многие побывавшие в состоянии клинической смерти. Он припоминал также владевшее им ощущение глубокого, безмятежного покоя, подобного которому ему еще никогда не приходилось испытывать. Йон вряд ли сумел бы найти подходящие слова, чтобы описать это состояние. Казалось, будто он заключил союз с самой смертью, и она укрыла его от нечеловеческой боли, которая свидетельствовала, что Йон все еще жив.
И никогда он не смог бы забыть того, что произошло потом. К нему приблизилась женщина с телом куда более прекрасным, чем у любой из красавиц. Разум подсказывал Йону, что и лицо ее должно быть под стать безупречному совершенству фигуры, но как он ни старался, не мог припомнить его черт. Женщина казалась ему скорее воплощением идеала, нежели реальным существом, однако, несмотря на всю ее совершенную красоту и мягкую убедительность голоса, разум Йона отказывался признать ее существование. В ней было что-то настолько чуждое, что Йон готов был заподозрить в ней скорее пособницу дьявола, чем посланницу Божию. Но ничто, решительно ничто не указывало на то, что она исполняет чью-то волю.
Еще несколько коротких мгновений Йон колебался, не зная, продолжать ли ему бороться за жизнь или сдаться, самому остановив сердце и дыхание, но женщина взяла его за руку и одним быстрым движением вытолкнула обратно в тот мир, который был ему давно знаком. Так он выжил, выжил вопреки всему, хотя медицина уже поставила на нем крест.
Медленно шагая по госпитальным коридорам, Йон вспоминал, как поклялся всеми силами помогать тем, кому грозит смерть. С того самого момента, когда Йон впервые открыл глаза после аварии, он твердо знал, что должен стать врачом. Когда Эрик, пройдя двухгодичный курс подготовки офицеров запаса при медицинском колледже, завербовался в армию, чтобы служить во Вьетнаме, Йон остался, чтобы закончить свое медицинское образование. И до недавнего времени он ни разу не пожалел о принятом решении.
Невеселая усмешка тронула его губы. Какая горькая ирония была заключена в том, что уведомление о приеме на медицинский факультет университета и повестка о призыве пришли по почте в один и тот же день. «Врач, — подумал он мрачно. — Чертов врач-пехотинец в прифронтовом госпитале, если, конечно, на этой войне вообще существует такое понятие, как линия фронта».
Бессильная ярость шевельнулась у него в груди. Йон понимал: в том, что случилось, никто не был виноват. Ни один человек.
«Еще несколько лет, — думал он тогда, — и я тоже окажусь в операционной где-нибудь неподалеку от театра военных действий — буду сшивать людей из кусков, чтобы помогать им вернуться к своим семьям, если не невредимыми, то, по крайней мере, целыми. Живыми».
Но Йон знал, что для этого он должен учиться как следует. И он готов был приложить все силы, чтобы стать хорошим врачом. Или сдохнуть, стараясь…