Двумя неделями раньше соперники подставили самого шерифа: он попался с целой тонной кокаина. Спокойствия это не прибавляло. Джо Шрейбер, энтузиаст из главного города округа, все больше неистовствовал в своей газетенке. Торговцы наркотиками держали местное правосудие за горло, поэтому газетенка надрывалась зря, но адвокат предпочел бы убрать этого болвана.
Караван еще не появился, но Колхаун все равно приставил к глазам бинокль, чтобы обозреть из седла берега реки в месте брода. Обычно первыми в такие моменты попадались на глаза мексиканские солдаты, тщательно проверявшие поклажу, прежде чем запустить в реку первого мула. Их услуги стоили недешево, но деваться было некуда: от своих пограничников он еще мог откупиться, но единственным способом отпугнуть от очередной партии товара враждующие мексиканские банды был подкуп их соотечественников в форме.
Внимание Колхауна привлек какой-то блеск — возможно, солнечный луч, отразившийся от ружейного ствола. Потом низкое предзакатное солнце мельком продемонстрировало ему неясный силуэт. Колхаун тщательно изучил местность, где мелькнул силуэт. Бинокль автоматически поменял настройку, и адвокат яснее различил темную фигурку, двигавшуюся вниз по течению, к броду.
Колхаун стал искать ближний ориентир, чтобы не потерять фигурку из виду, но ничего подходящего не нашел. У брода, до которого человеку оставалось еще два с половиной километра ходу, все еще не появились мексиканские солдаты.
Орвилл опустил бинокль, достал из чехла винтовку и тронул коня шпорами, чтобы, следуя вдоль впадающего в реку ручья, подобраться к чужаку с тылу. Колхаун надеялся на успех, полагая, что тот будет перемещаться в прежнем направлении и с прежней скоростью.
На скаку он прикидывал, кто это может быть. Лучше бы он оказался просто нелегальным эмигрантом, случайно выбравшим для перехода пограничной реки столь неудачное время. Орвилл склонялся к этому варианту. Налетчики были профессионалами и не допускали подобной беспечности.
Овраг постепенно расширялся, тропа выпрямлялась, Колхаун сосредоточился. Песчано-галечную отмель, которую никто не мог пересечь незамеченным, он достиг спокойным и собранным, в готовности открыть огонь.
Но как только его глазам предстала та самая фигура, от покоя не осталось следа. Колхауна охватила паника. Чужак потрудился над своим обликом: в сумерках он больше походил не на человека, а на медведя, притом крупного — в здешних краях таких не было. Хуже того, он был вооружен!
Собственно, ружьем это назвать было нельзя. Но Колхаун не колебался. Он выстрелил и уложил чужака на месте.
К облегчению примешивалось сожаление. Выстрел эхом прокатился по оврагу и донесся до слуха каждого, кто оказался неподалеку. Следовательно, контрабанда отменялась: мексиканцы заподозрят, что с американской стороны им приготовлена западня, и удерут. Придется договариваться заново, вновь утрясать дела с пограничниками, опять давать многим на лапу, решать проблему хранения и так далее…
Желая взглянуть на виновника всех этих хлопот, он спешился и, сжимая в руках карабин, осторожно приблизился к телу, неподвижно растянувшемуся на гальке. Его ждал сюрприз: то был вовсе не человек в медвежьей шкуре… На существе был комбинезон защитного цвета с выпирающими карманами; карманы были повсюду, поэтому руки и ноги существа выглядели словно связанными. Участки тела, не скрытые одеждой, густо поросли шерстью; на лице, впрочем, волосы были коротко подстрижены, как человеческая борода. Чужак уставился в небо пустыми фасеточными глазами.
Легкая паника сменилась смертельным ужасом. Инопланетянин не мог прибыть на Землю в одиночестве. У него есть спутники. Если они не глухие, то обязательно слышали выстрел и уже, наверное, торопятся сюда. Сумерки сгущались с каждой секундой, и Колхаун боялся, что опасность подкрадется незаметно.
Предчувствие сбылось незамедлительно: он не заметил того, кто его поразил, хотя сумерки были ни при чем. Второе существо буквально материализовалось из воздуха; не успел Колхаун испугаться еще сильнее, как всаженный в него заряд полностью сковал мускулы, и адвокат рухнул наземь в той же позе, в которой только что стоял.
Теперь он мог смотреть только прямо перед собой, ибо способность вращать глазными яблоками была утрачена. Существ собралось уже несколько; он слышал голоса и возбужденный, полностью непонятный разговор. Время от времени он ощущал неприятные прикосновения к своему лицу.