— Ты просто устроен, — сообщила она радостно. — Мы быстро тебя выпустим. Расстегни рубашку.
Зеб стал медленно расстегивать заскорузлыми от земли пальцами пуговицу за пуговицей. Не дождавшись, пока он доберется до последней, блондинка нетерпеливо отбросила его руки и сама распахнула рубашку. Последняя остававшаяся в петле пуговица оторвалась и покатилась по полу.
— Все равно тебе придется переодеться, — сказала она и погрузила свои длинные красные ногти в четыре узкие прорези по обеим сторонам его грудной клетки. Вся его грудь осталась у нее в руках. Отложив щиток в сторону, программистка заглянула внутрь и довольно кивнула.
— Все в порядке. — Она уверенно достала из темных глубин платы с микросхемами. — Тебе ненадолго станет нехорошо: ты даже не сможешь говорить. Потерпи, это быстро пройдет.
Нехорошо? Зебу показалось, что кабинет заворачивается в спираль. Он не только не мог говорить, но даже не помнил слов. И мыслей тоже. Ему уже казалось, что он никогда больше не увидит… Чего? Он и этого не помнил.
Потом он почувствовал, как у него внутри что-то с чем-то соединяется. Это был даже не щелчок контакта, а ощущение, словно нога обживается в ботинке. В следующую секунду он сумел завершить свой вопрос. Ферму!
Оказалось, что он формулирует мысль вслух. Программистка засмеялась.
— Видишь? Ты снова начинаешь соображать.
Он усмехнулся в ответ.
— Поразительное ощущение! Поверите ли, я почти утратил свой прежний, сельский опыт. Но разве очарование деревенской жизни значит хоть что-то для… Боже правый! Что это я говорю?
— Теперь вы рассуждаете как житель большого города, а не как сельскохозяйственный рабочий.
— А ведь верно! — вскричал Зеб. — Но возникает следующий вопрос: пригодятся ли правильная грамматика и поэтическая образность речи для моей предполагаемой новой карьеры?
Программистка нахмурилась.
— Это словарный запас литературного критика, — сказала она извиняющимся тоном. — Кто-то ведь должен им пользоваться!
— Позвольте спросить, почему именно я?
— Потому что это все, что у меня сейчас нашлось. Это не единственная перемена, которую вы в себе обнаружите. Я изымаю микросхемы почвенного анализа и программы управления сельскохозяйственной техникой. Если хотите, могу оставить вам духовные гимны и умение танцевать.
— Зачем сохранять тень, когда уходит сущность? — возразил он с горечью.
— Прекратите, Зеб, — перебила она ворчливо. — Вся эта специфика вам больше ни к чему. Прошлое похоронено. Вы не будете по нему тосковать. Вы даже не представляете, что получаете взамен! — Она вернула на место грудной щиток. — Протяните руки.
— Желательно было бы узнать подробности, — пробормотал он, подозрительно следя, как программистка вкладывает его руки в отверстие на своем пульте. По пальцам пробежала судорога.
— Пожалуйста. Инфракрасное зрение! — гордо произнесла она, глядя на дисплей. — Будете видеть в темноте. Двадцатипроцентное усиление моторных функций — чтобы быть сильнее и быстрее бегать. Наконец, имена, адреса и телефоны пяти хороших поручителей и одного государственного защитника.
Она кивком велела ему вытащить руки из отверстия. Все поры были очищены от въевшейся грязи, ногти лишились черной каймы, мозоли исчезли. Теперь это были руки горожанина, никогда в жизни не занимавшегося физическим трудом.
— Какая же новая судьба мне уготована? — спросил Зеб.
— Новая работа. На данный момент у нас имеется единственная вакансия, зато место хорошее, надежное. Будете уличным грабителем.
В первый же свой трудовой вечер Зеб махнул рукой на недавние опасения. Ферма не шла ни в какое сравнение с новой жизнью.
На время стажировки его приставили к мелкому роботу с неприятной остроносой физиономией по имени Тимоти. Тот сразу перешел от теории к практике.
— Идем, парень, — бросил он, увидев Зеба, и вышел из ворот, не Заботясь о том, следует ли стажер за ним. На воротах уже не было Цепи с замком. Зеб плохо представлял, далеко ли до Чикаго, и в какой он стороне, но понимал, что пешком туда не добраться.
— Мы воспользуемся «железным конем»? — спросил он опасли-, Во. Поезда, проносившиеся мимо фермы, всегда выглядели величественно и недоступно. Глядя на товарняки и пассажирские составы работники гадали, куда они спешат и каково это — ехать на поезде.
Тимоти не удостоил Зеба ответом. Бросив на него взгляд, в котором в равных долях сквозили жалость, недоумение и осуждение, он встал на краю тротуара и властно поднял руку. Огромное такси на воздушной подушке с зелеными и белыми клеточками на дверце немедленно остановилось, взвизгнув тормозами. Тимоти поманил Зеба.