— Одурачили?
— Да, сынок. Одурачили. Надули. Околпачили. Погляди-ка. — Вынув изо рта сигару, он принялся дуть на тлеющий пепельный конус, пока тот не зардел. — Какого цвета огонь?
— Конечно, красного.
— Нет, ты ошибаешься. Я говорю тебе, что синего. Ярко-синего.
— Но ведь это не так, — возразил Роджер.
— Что «не так»? — спросил Мастер. — Ты говоришь, будто огонь красный, лишь потому, что тебе объяснили, каков красный цвет. А синий цвет, с твоей точки зрения, что-то другое. Но если наберется достаточно людей, которые скажут, что твое красное — это синее, то подобный цвет будут называть синим. Правильно?
— Но на самом-то деле он останется красным, — ответил Роджер с нервным то ли кашлем, то ли смешком.
— Все есть то, что есть, — грустно сказал Мастер, — а не то, что о нем говорят. Вот это я и узнал. Там. Иногда мне кажется, что ничего другого мне не удалось открыть.
Роджер неуютно поежился на каменной скамье..
— Но вы сказали… — начал он и умолк. — Ну, когда вы говорили о духе… о том, что он прекрасен…
— Да, — согласился Мастер. — Но ведь это одно и то же.
Действительно? Роджер не мог проверить.
— Дух это просто другое обозначение «качества» — нечто знакомое всякому и тем не менее неопределенное. Ты можешь заметить качество, Роджер?
— Я… я не совсем уверен, сэр.
— Разве? Ты ведь узнал качество в Анне, правда?
— О, да.
— И я подозреваю, что именно его ты искал сегодня утром — внизу в гавани. Именно оно и выгнало тебя сюда сейчас, вечером, когда можно было сидеть, оцепенев и со стеклянными глазами, перед Со-Ви вместе со всеми остальными тупицами.
— У меня микомикон сломался, — пояснил, не скрывая правды, Роджер.
Мастер усмехнулся.
— Ты победил, сынок.
— А вы знаете, что Анна играла леди Фуксию в «Титусе Стоне»?
— В самом деле?
— Да. Она сказала мне сегодня утром. И я хотел проверить, изменится ли мое отношение к ней теперь, когда я узнал об этом.
— Так, — сказал Мастер. — И разница обнаружилась?
— Не знаю. Кассета отключилась раньше.
— Такова жизнь, сынок, — пояснил Мастер, вновь взорвавшись своим фыркающим смешком. — Сплошной рад отключившихся кассет… Ты здесь на турнире, так?
— Мама участвует в нем.
— А отец?
— Он в Европе — в Брюсселе. Они с мамой в разводе.
— Понятно, — в интонации почудился сочувственный кивок.
— Два раза в год я гощу у него на каникулах. Нам хорошо вместе. Он подарил мне микомикон. А следующей весной мы поплывем на клиппере!
— Ты ждешь этого путешествия, так?
Роджер восторженно вздохнул, вновь увидев мысленным взором среброкрылую морскую птицу, ныряющую между склонами атлантических холмов и выныривающую наверх в окружении радуг.
— Ты любишь море?
— Больше всего на свете, — признался Роджер. — Когда-нибудь у меня будет свой собственный клиппер.
Окруженный ароматным дымком огонек сигары указал куда-то в сторону далекого Эридана.
— Такова, значит, твоя мечта?
— Да, сэр, — просто ответил Роджер.
— А как насчет Игры?
Прежде чем Роджер успел ответить, с террасы над ними позвал голос:
— Эй, Пит! А тебе не пора одеваться?
— Наверное, раз ты так говоришь, — отозвался Мастер.
— Джулио уже в зале. А кто это там с тобой?
— Один из твоих почитателей, как мне кажется.
— Роджер?
— Добрый вечер, — отозвался мальчик.
Со сладким стоном Мастер поднялся со скамьи, бросил недокурен-ную сигару на каменную дорожку и раздавил ее каблуком. А потом взял бокал и почти опустевшую бутылку вина. Уже совсем привыкший к темноте Роджер увидел, что старик самым серьезным образом кланяется ему.
— Прошу прощения, однако, как ты понимаешь, долг требует. Наш разговор оказался весьма занимательным. Мы непременно продолжим его. Быть может, завтра?
— Спасибо, сэр. Удачи вам.
— Удачи? — Мастер, похоже, какое-то время обдумывал пожелание. И вдруг улыбнулся. — Роджер, мне так давно никто не желал удачи. Спасибо.
Благословенная тьма скрыла яркий румянец стыда, окрасивший щеки мальчика.
Мастер и претендент, Джулио Романо Амато, сидели лицом друг к другу на приподнятом помосте в одном конце турнирного зала, отделенные от других игроков широким пологом красной ковровой ткани и символическим барьером — толстым золотым шнуром. На стене над их головами огромное электронное табло фиксировало ходы, сделанные в очередной, третьей сессии тридцать третьего чемпионата мира по калире.